Слышь! соловка жалко завздыхал.
Раз, два и раз —
Смолк глас.
Кто коры ищет одной за грех,
А смерти сердца не страшится,
Свою вину с грехами всех
Слагая, к покаянью не стремится,
Кто времени готов пенять
И за мгновенность — мирозданью,
Тому вовеки не понять,
Как льнет в душе раскаянье к страданью.
Слышь! червь гложет древесину!
Слышь! тоска трясет осину.
Раз, два и раз —
Смолк глас.
Кто гнезд чужих не разорял,
Кто в небе ласточек полету
Душой смягчившейся внимал,
Тот рад о ближнем проявить заботу.
Кто колос гнутый разогнет,
Кто муху, вырвав из неволи,
И паутины не порвет,
Тот полон состраданья к каждой боли.
Глянь! пух ягненка остался на терньях,
Чтобы птенец не погиб на растеньях!
Раз, два и раз —
Есть жалость в нас.
Кто встретил радостно рассвет
И в полдень весело смеялся,
И в темноте затеплив свет,
Читал, пока рассвета не дождался,
Тот радостно в глаза любви заглянет,
А если в лоно угодит ей,
Печалиться и плакаться не станет,
Отрады былой, но не забытой.
Глянь! смеется ночью воздух
Слышь! вот птичья песнь при звездах
Дол, лес и дол —
Кто к нам пришел?
Сбрасывая венки в воду, птицы лишались оперения и обращались в младенцев.
«Да это же ангелы!» — мелькнуло в голове у потрясенной Кримхильды.
Огромная золотая змея глядела на нее сверху. В ее короне сверкали алые звезды. Змея шептала, будто бы в покорившем ее забытьи:
Кримхильда вскрикнула и упала без чувств. Что-то до боли знакомое всколыхнулось в ней яркими звездными брызгами. И погасло.
Когда она открыла глаза, небо было светлым, бледная луна почти утратила свой недавний блеск и белела из небытия. Вставал рассвет.
Запели птицы. Сначала соловьи, потом жаворонки. Еще и еще. Волны тихо вторили нежным шепотом. Что-то теплое коснулось лица королевны. Она вздрогнула. Перед ней стояла Дева Мария. Вся в белом. В глазах ее были любовь и слезы. Она пела и улыбалась:
