— К-конечно, — нерешительно ответила плановичка, — но…
— Гадость! — сказал Неверов и отодвинул стакан. — Но важное решение принято обмывать, верно?
— Какое решение? — насторожилась она.
Сергей хмыкнул, поднялся и направился к выходу. Шурочка глядела, задумавшись вдруг, как он торопливо семенил к заводу — бочком, руки в карманах синего халата. Начал, начал портиться Неверов! А все общежитие, будь оно трижды неладно. Чего стоят его дружки из общежития, все эти Горошки и Грековы. Босяки! Пожалуйста, уже пиво пьет… Шурочка передернула плечиком и заторопилась следом за начальником бюро труда и зарплаты.
Неверов уже сидел у начальника. Дверь, как всегда, была приоткрыта. Плановичка вздохнула, поглядев на портрет Гагарина над столом, заложила в пишущую машинку графленый лист и прислушалась.
То, что происходило за дверью, удивляло ее и пугало.
— Признавайся, Сергей! — басил строгий скрипучий голос Кочетовкина. — Говорил с толкачами?
— Ну говорил. И не толкачи они, Иван Семенович, в горкоме комсомола дело было…
— Велика важность, в комсомоле тоже не все понимают!
— Толкачи кто? Которые оборудование или фонды выбивают, верно? А тут — люди.
— Люди, по-твоему, дешевле оборудования?
— Они свою голову имеют…
— Ты-то здесь причем? Про себя молчу, наплевать тебе на меня и ладно. Про цех вспомни. Про свое место!
— Я только о нем и думаю…
— Ну и как?
— Больше запутался…
— Ага! Вот-вот! Ты бы меня почаще слушал, да тех, кто постарше, поопытней!
— Запрягаеву, например?
В кабинете возникла тяжелая пауза.
Воспользовавшись ею, Шурочка нервно достала из ящика стола завалящую справку и вошла к начальнику цеха. Грузный седеющий человек рассеянно посмотрел на бумажку, отложил ее. Сережа сидел перед ним на стуле, как школьник, зажав коленями сложенные ладошки, маленький, круглоголовый, — ну дашь ему двадцать пять лет? От ветра, поднятого дверью, светлый хохолок на макушке Неверова затрепетал.
Начальник цеха нащупал позади себя, за креслом, именную трость — вишневого дерева палку с изогнутой ручкой. Опершись на нее, тяжело поднялся, захромал к окну, за которым приглушенно гудел механический цех, наискось перерезанный пыльными солнечными лучами.
— Ну что же, — сказал он глухо, — иди в отдел кадров и жалуйся, что буквоед Кочетовкин тебя не отпускает. Двоих токарей отпустил, а тебя не пущу. Не твое это дело!
— А здесь сидеть — мое?
— А как же! Полугодие на носу, забыл? Шурочку, что ли, — он кивнул в сторону плановички, — посадить за баланс?
