Когда же эта дура заткнётся-то, а? — и можно будет заныкаться за «зелёным домиком», и покурить. Нормально, по-человечески, покурить. И, главное, не слышать ЕЁ БРЕД.
ТИШИНА.
Тишина?!
Пауза?
Я уже чувствую, как дым через бронхи попадает в лёгкие и оседает вредностями на пористых тканях. И это классно, и это офигительно. Только бы не слышать БРЕД…
Пауза. Стукач вглядывается в строй:
— И теперь главное: кто-то… какой-то… невоспитанный… подонок… кто-то, извиняюсь за выражение, под первым балконом во втором корпусе… со стороны поля… извиняюсь за выражение, нагадил!
— Не добежал до туалета, — демонстрирует тонкий сарказм Пупсик. Ха-ха.
— Вот-вот. Это же, это же… у меня нет слов. Впервые в моей практике! Кто сделал — хотя бы уберите!
Но в толпе школьников, угрюмо моргающей злыми, воспалёнными от недосыпа глазами, тоже есть юмористы. Одинокий глас народа:
— А может, это собачка?
Дружный смех.
Но Стукач не ведётся:
— Собачка?! Нагадила и газеткой прикрыла?!
И эти люди запрещают мне ковыряться в носу?!
* * *
Юра колдует у костра над изрядно почерневшей кастрюлей: выковыривает из носу засохшие козявки и готовит походную кашу. Состав не разглашается, но банка тушёнки и три «галины бланки» в фирменном рецепте точно присутствуют. Об остальных компонентах даже боюсь спрашивать.
Мы сушим слюнки сигаретным дымом и маемся в ожидании. В предвкушении. А пока отправляем нашего дуремарчика Слона наловить лягушек. Слон мастер в этом деле, и не сыскать ему равных: хавку и в морге наковыряет — хавка это святое, остальное есть тлен и преходящее…
Зажариваем на открытом огне выпотрошенных земноводных и, плотоядно урча, поедаем.
Наконец-то и каша поспела.
И опять облом. Обломец. Обломчик. А именно: горячо очень. Ждём пока остынет. Подсушиваем.
Первым не выдерживаю я:
— А-а-а, хрен с ним! — зачёрпываю ложкой варево, долго дую, половину, конечно, выдуваю, но остальное… — Юра, уважил старика, побаловал. Я пальчики облизал. До костей.
Остальные поддакивают — кивают и жуют. Жуют и кивают. Юра в том числе.
* * *
— Слышь, Шакил, жевать хочется, — Димка явно на что-то намекает, но я никак не вдуплю на что. Он чертовски тонко подметил: жевать действительно хочется. Аж челюсти сводит.
Понимающе дёргаю плечами и кривлю губы: мол, сочувствую, сам такой, но ничем…
— А у меня килька есть.
— Чего? — какая-то у меня сегодня соображалка несмазанная. На солнышке, небось, перегрелась. Потому и подтормаживает.
— В томатном соусе. И хлеб.
