— Девочки, откройте! — требовательный голос (писк мыши звучит авторитетней) нашего глубоколажаемого Иа.
Кто окрестил Иа преподавателя зарубежной и русской литературы Сергея Андреевича, науке не известно, но погремухи (вторая — Пингвин) прочно пустили корни на и так чахоточном имидже учителя, приставленного надзирать за нами.
Тишина.
— Девочки, откройте!
— Сейчас! — фальцет Ольги насквозь проадреналинен — попалили! — не хватает воздуха в груди, противная липкость в паху, ритмично дёргается веко. Это не спирт под чужими матрасами ныкать, это серьёзней.
Хрюша и я не теряемся: ужами заползаем под кровати. Лёжа под Танькиной пружинистой сеткой, я меланхолично затягиваюсь «опалом», сбиваю на плинтус пепел и, прожигая окурком дыру в матрасе, слушаю беседу — хе-хе, это есть концерт по заявкам с Большой Земли: специально для полуночников выступит всемирно известный юморист Иа Пингвинович Петросян. Просим, просим!
Грозно и обличительно:
— Девочки, ну вы и накурили!
Испуганно и подобострастно:
— Сергей Андреевич, мы больше не будем!
— Ну и накурили!
— Мы больше не будем!
— Ну и… — ещё раз повториться для Иа западло, как-никак филолог с дипломом. — А это что за девушка? Как зовут?
— Игорь, — честно ответил Скунс, не успевший найти своё место в жизни: хоть и много линолеума возле плинтусов, а коли нет мозгов вовремя уйти в тень… н-да, тяжёлый случай…
Девчонки смеются, я давлюсь едва не проглоченным фильтром (нельзя же так шутить, когда я вкушаю никотин!), где-то под кроватью Овчаловой еле слышно похрюкивает Кабан.
Приговор Иа суров:
— Вон! — и сразу уточняет, — В свою палату…
Утром Сергей Андреевич у нас — с извечной просьбой:
— Ребята, одолжите одеколон, пожалуйста.
Дело в том, что Пингвин своим литературным мозжечком не осилил догадаться — не преподают гуманитариям высшую математику! — взять в колхоз что-нибудь для морды после бритья, и теперь после каждой шибко мужской процедуры прибегает позаимствовать «VENUS» «у временное пользование».
Я никогда не отказываю ему в столь невинном желании:
— Почтём за честь. Пожалуйста.
Надо было видеть его личико, когда нервные пальчики обхватили вожделенную поверхность флакона.
— Э-э-э… — а дальше неловкая пауза.
Пингвин разглядывает почти пустую стекляшку. А ведь ещё вчера флакон был как только что из магазина. Полный. А сегодня…
То на одеколон, то на нас.
Мы не отводим честных взглядов: мол, как вы вообще могли такое подумать?! какая низость! Мы к вам со всей душой, а вы так отплатили за нашу доброту… а-я-я-я-яй… нехорошо…
