– Что ты этим хочешь сказать? – удивился Танич. – Не веришь в успех операции, так и скажи.
– Я и сам не знаю, чего хочу, – подумав, сказал Диего Вирт. – Зато я знаю, что я могу.
– Что ты можешь, покажут наши успехи, – пробормотал Грехов. – А вот неудачи показывают, чего мы стоим…
Диего иронически приподнял бровь.
– Устами младенца… а в общем-то ты прав. Время покажет, что мы можем и чего стоим.
На этом их короткий разговор и закончился. Танич пожелал осмотреть окрестности в месте посадки, Диего Вирт пошел спать, сославшись на «отсутствие стимулов к активной жизни».
Командиром четвертого иглокола был сам Вигдор, упросивший Торанца принять руководство всей операцией на себя. Еще на баззере Грехов слышал разговор начальника сектора с Банглиным.
– Почему вы посылаете на планету начальников отделов? – резко спросил Банглин.
– Потому что они лучшие оперативные работники, – сухо ответил Торанц. – Я не могу рисковать успехом дела, посылая на самый важный участок менее опытных людей.
Самые опытные… Габриэль с тоской посмотрел на фиолетово-синий ландшафт, окружавший корабль. Вдруг остро захотелось увидеть Полину, взглянуть в ее теплые карие глаза, ощутить травяной запах волос, почувствовать нежность и ласку маленьких рук… Чувство одиночества охватило его неожиданно и сильно, как никогда раньше, и было это, вероятно, признаком усталости, а может быть, результатом долгих размышлений и самоанализа.
«Что-то тоскливо мне в последнее время», – подумал он, мысленно включая корабельный музфон. Как нарочно, первая запись оказалась грустной миниатюрой известного ансамбля «Василиск», и Грехов даже головой покачал, настолько мелодия соответствовала его настроению…
День прошел. Под голубыми облаками, рассеивающими ровный синий свет, он наступал и уходил незаметно, похожий на долгий мучительный рассвет: солнце сквозь облака не просвечивало, и заметных колебаний светимости смена дня и ночи не вызывала.
Ночь тоже прошла спокойно, Грехов отметил это с некоторой долей сожаления – душа жаждала действия. Танич выходил из своего иглокола, но, побродив с час в сумеречном фиолетовом лесу, вернулся разочарованный и недовольный.
К десяти часам по корабельному времени, когда Забара любопытства ради вышел из корабля, а Грехов собрался позаниматься с вычислителем иглокола, внезапный сигнал общего внимания заставил его пересесть в командирское кресло.
В ходовую рубку прибежал растерянный Лех и кинул взгляд на пульт, где горел сигнал экстренной связи и чей-то энергичный и даже веселый голос повторял:
