– Помогите, пожалуйста! Мне плохо! – Эти слова, которые он услышал ещё до того, как открыл ворота, на время повергли его в растерянность, и он не сразу смог привести в действие задвижку электрического замка. А когда ворота наконец открылись, растерянность его вмиг сменилась чувством жалости и сострадания.
Перед ним, одной рукой опираясь на стойку ворот, другой держась за грудь и тяжело дыша, стоял незнакомый мужчина лет пятидесяти, прилично одетый, стоял, глядя на него своими мутно-влажными глазами, не выражающими ничего, кроме мольбы и боли. Мужчина был бледен, одежда испачкана, из носа сочилась кровь.
– Извините, пожалуйста… Извините меня… – произнёс он, тяжело выговаривая слова. – Понимаете, я шёл по улице, и у меня… у меня вдруг закружилась голова, я упал, ударился. Пожалуйста… пожалуйста, немного воды, если вас не обременит…
– Не стойте, проходите! Иначе вам станет совсем плохо, и вы снова упадёте! – Профессор указал приглашающим жестом на свой дом.
– Нет, нет, что вы! В таком виде… – решительно покачал ладонью незнакомец. – Мне бы только воды. Глоточек воды!
– Говорю же, проходите! Там нет никого, кроме меня! Да если бы и был, кто вас осудит. Беда всегда ходит с человеком рядом! – повторил приглашение профессор.
Незнакомец стоял, не решаясь, что делать. Не говоря больше ни слова, Закиров взял нежданного гостя под руку, почти силой затащил его во двор и, закрыв ворота, повёл к дому. Профессор прекрасно понимал, что, приглашая к себе совершенно незнакомого человека, он поступает легкомысленно, опрометчиво и, строго говоря, нарушает установленные для его статуса инструкции и правила, но какая-то неведомая сила заставляла его делать это, причём делать с полным осознанием своей правоты и непогрешимости.
Не сомневаясь ни в чём и не останавливаясь ни на секунду, он привёл больного гостя в расположенную на первом этаже гостиную и усадил в кресло. Помня о просьбе незнакомца, он прежде всего напоил его свежей холодной водой, затем, сходив за домашней аптечкой, вытер влажной ватой с его лица кровь, смазал нашатырным спиртом виски и дал выпить настой из успокоительных капель. После этого, положив использованную вату в пластиковый пакет, отнёс его в прихожую и, вернувшись, расположился в кресле напротив гостя.
Некоторое время они сидели молча, внимательно изучая друг друга. Профессор видел теперь, что перед ним сидит уже другой человек. Начинающие седеть длинные русые волосы, высокий, отмеченный неглубоким шрамом лоб, голубые глаза, прямой, с маленькой горбинкой нос – в общем, чуть суровые, чисто арийские черты лица, лица человека спокойного, не помышляющего ни о чём дурном. Вероятно, интуитивно профессор ещё на улице заметил это и поэтому сразу проникся к нему сочувствием и доверием.
