Едва он написал заголовок, как почувствовал, что ему чего-то не хватает. Мягко положив ручку на стол, он так же мягко поднялся с кресла и стал маршировать по небольшому кабинету. И тут, в мозг молнией влетела счастливая мысль:
— Гершон, где ты, лапочка, прохвост всей иудеи. Я уже заглавие написал, а дальше что? кто будет продолжать? Ну-ка поворачивай оглобли в сторону исторического кабинета, исторического кресла, где только что сидел вождь мировой революции Ленин.
Гершон сидел за кафельной печкой и вытирал сопли, смешанные со слезами.
— Что случилось, брат мой?
— Изменил мне, падло. Да будет проклят род твой жидовский. Ты не достоин есть мацу, все кишки слипнутся у тебя. Изменил мне, верному рабу своему, да с кем, с проститутками.
— Свобода, Гершон, свобода. У нашего отца Мордыхая Маркса четверо внебрачных детей, вот и я стал подумывать о потомстве. Что толку от нашей случки? А никакого толку. Так что привыкай. Может с проститутками следует покончить, но ко мне приедет Инесса, Иннесочка из Парижа и она станет второй моей женой. А вдруг потомство. Гений не может так умереть, никого не оставив после себя.
— А я? Опять измена. Сколько раз ты мне изменя.
— Как только пролетариат возьмет власть в свои руки, надо дать им полную свободу. Пусть раздеваются, ходят по улицам Петрограда голые. Поскольку буржуазия подлежит полной ликвидации, нам нужно увеличить население.
Вот почему я себя так веду. Надо привыкнуть к свободной любви.
Лени, отбросив свой очередной исторический труд, и оставил Гершона в покое, присел к столу и начал карябать пером, фиксируя новые мысли:
— «Раскрепощение духа чувственности, энергии, направленной не на псевдо-семейные ценности, поможет выплеснуть этот сгусток на дело победы социализма, — доказывал он своим соратникам в обычной манере, поворачивая лысеющий котелок то в одну, то в другую сторону и сверля диким взглядом своих собеседников и последователей.
«Несомненно, сексуальное угнетение — есть главное средство порабощения человека. Пока существует такое угнетение, не может быть и речи о настоящей свободе. Семья, как буржуазный институт, полностью себя изжила. Надо подробнее говорить об этом рабочим», — вещал вождь для своих соратников.
− Никакой семьи, долой семью, к черту семью. Только буржуазия способна так угнетать женщину.
− Семья — это кандалы. Долой кандалы! — высказал самую умную мысль, прибежавший Кацнельсон будущий Свердлов.
— «И не только семья. Все запреты, касающиеся сексуальности, должны быть сняты…. Нам есть чему поучиться у суфражисток: даже запрет на однополую любовь должен быть снят», − заключил мудрую мысль Ленин.
