Кацнельсон, не насытившись, извлек увесистый мешочек и бросил двадцать золотых рублей настоятельнице. Все равно это были деньги из партийной кассы, а партийная касса пополнялась ежедневно русскими меценатами, да и сами партийцы не дремали. Они совершали набеги на банки, на кассы, грабили и даже убивали, если выхода другого не было, но деньги приносили и сдавали в кассу исправно.
Вскоре вошли три блондинки, но Ленин поднял руку вверх.
— Скромность, товарищи, скромность, где ваша скромность? Возвращаемся в штаб и там договоримся, откуда начинать мировую революцию.
Вождю так понравилась блондинка, что он назначил ей солидное пособие, снял для нее квартиру, и почти каждый день, после напряженного труда, отправлялся к Джулии в раскрытые объятия.
Надежда Константиновна сразу заметила перемену в муже и даже осмелилась как-то за обедом спросить:
— Володя, что с тобой случилось? тебя не узнать. Ты все время улыбаешься, хохочешь, будущие поколения назовут это гомерическим смехом, но теперь, пока этого еще не произошло, я требую конкретного ответа на конкретный вопрос: где ты шляешься по ночам?
— Наденька, ты «Капитал» Маркса-Мордыхая законспектировала?
— На третий странице застряла, а что?
— А то, что если ты будешь копаться в личной жизни вождя мировой революции, то ты станешь контрреволюционеркой. Ты поняла?
— Поняла, — склонила голову Наденька.
— Тогда иди, конспектируй и учи назубок, а то стала портить мне аппетит.
Наденька ушла в свою комнату, схватила «Капитал» Маркса, поплакала над ним и открыла том на третий странице. О чем там шла речь, она никак не могла понять, а вот то, что она теряет мужа как такового, прекрасно поняла и решила, что лучше не вмешиваться. Тем более что Володя не так давно провозгласил: при коммунизме брак распадется, женщины станут общественным достоянием, кто захочет насладиться телом противоположного пола, надо записаться в артель безбрачия и наслаждайся вволю.
* * *
Володя воспрянул духом и почувствовал, что еще многое может, а потомки будут бесконечно благодарны ознакомиться с главным его трудом под названием «Материализм и эмпириокритицизм». Вот только надо закончить план, определить цели и задачи бессмертного труда. А это архи сложно. Даже сам Апфельбаум не разберется, а мог бы двадцать- тридцать глав настрогать. Тем более что империализм уже есть, уже дошит пролетариат, но…, он поднял палец кверху и громко стрельнул, — в недрах пролетариата зарождается критинизм, то бишь критицизм. Он раскидает империализм, как сытая курица подгнившие зерна.
