– Все прочитали? Ничего нового не удалось вспомнить? – в помещение вошел замначальника полиции.
Атилио сжал запястье Патриции, посмотрел умоляюще.
Она не могла оторвать затылок от валика кресла.
– Нет, все было как обычно. Все записано правильно.
Голова тяжелела, наливалась свинцом.
– Тогда подписывайте, – вздохнул полицейский.
Атилио вставил ручку в вялые пальцы Патриции, помог отлепиться от спинки. Она медленно вывела свою фамилию.
– А вы вчера рано утром из Австрии приехали? – Начальник взглянул на Атилио и перевернул страницу. – Вот, здесь и время стоит. Все указано верно? Проверили?
– Да. – Атилио подписал протокол и поддержал жену, поднимающуюся из кресла.
Движения ее, всегда удивляющие притягательной гармонией, вдруг стали несуразными, угловатыми и напоминали передвижения заржавелого трансформера, казалось, что вот-вот раздастся скрип и треск падающих и ломающихся деталей и ее тело начнет разваливаться на части.
Полицейский, побоявшись, что ей станет совсем плохо, подскочил и с другой стороны подхватил за локоть. И так, натужно, еле переставляя ноги, Патриция в сопровождении мужа и замначальника полиции вышла из участка.
Когда замначальника вернулся в кабинет, за окнами почти стемнело. Он закрыл жалюзи, которые противно пискнули, но задвинулись полностью, не оставив щели, вернулся к столу, сел и включил запись. Он делал так всегда в сложных запутанных случаях, сначала просматривал видеозаписи допросов, пытаясь вникнуть в язык знаков тела и интонаций, уловить необычные жесты и нотки голоса, а потом перечитывал протоколы. Как правило, это помогало понять психологический тип допрашиваемого, разобраться в деталях, а иногда и выработать единую следственную линию. Но этот голос задавленной горем Патриции, иногда переходящий в измученный шепот, в глубь клокочущей отчаяньем материнской души, повторявший как заклинание: «Это был самый обыкновенный день, это был самый обыкновенный день», не имел ничего общего с обычным допросом. Что здесь можно найти, что услышать, что распознать? Если она сама вспомнила все свои перемещения и пересказала все по часам? И это действительно был самый обыкновенный день – встала, одела, умыла и покормила детей. Девочку отвезла в детский сад, а Андреа в школу. Вернулась домой, переделала домашние дела и поехала на кулинарные курсы, а оттуда в школу забрать сына. И все! Андреа из школы не вышел и, как оказалось, на занятиях не присутствовал. Следить за ними, когда она детей развозила, говорит, вроде никто не следил, а там кто их знает, могло ей в голову прийти проверять, кто за ней едет или идет?
