После опознания тела сына Патриция не могла и не хотела ехать в участок, но Атилио сказал:
– Надо еще раз вспомнить все детали, только тогда полиция сможет найти след убийцы. Мы должны сделать все, чтобы его взяли… чего бы нам это ни стоило.
– Но это же был самый обычный день, – тихо прошептала она, но смирилась и села в машину к полицейским.
Патрицию с мужем привели в кабинет замначальника полиции. Ей тут же подставили кресло с высокой спинкой, и она, приладив затылок на прохладный кожаный валик, закрыла глаза. После заполнения протокола все куда-то исчезли, и супруги остались одни в помещении наедине с еще не подписанными бумагами. Атилио взял ее руку в свою ладонь и тихо поглаживал холодные подрагивающие пальцы.
Атилио не мог надышаться на сына, и даже когда Патриция родила девочку, Андреа продолжал оставаться его приоритетом. Возвращаясь из дальних поездок, Атилио с порога бросался к мальчику и только потом целовал жену, забирал в охапку и кружил дочку. Андреа боготворил отца и платил ему бескрайним обожанием своей детской безгрешной души. Ребенок рос не по годам смышленым, любопытным и очень подвижным, что тоже выводило из себя Патрицию, сделавшую любимицей тихую и спокойную дочку Марту.
Несмотря на возражения Патриции, Атилио подарил сыну мобильник, и тот забрасывал отца сообщениями и фотографиями, докладывая все, что произошло за день.
Когда Атилио и Андреа хохотали вместе, смотря очередную мультяшку, гоняли мяч перед домом или шептались, как два заговорщика, Патриция необъяснимо раздражалась, пытаясь прекратить их идиллию, подозвав мужа или дав срочное задание сыну. Когда же Атилио укладывал спать мальчика, присаживаясь рядом на узкую кроватку, рассказывал нескончаемую историю, продолжение которой придумывал сам, Патрицию кололо что-то, напоминающее ревность, а непонятная злость просачивалась в сердце, заполняя душу, как дождевая вода высохшие лужи.
Несмотря на то что она добилась чего хотела – у нее была своя семья, дом, дети, она не чувствовала себя счастливой. Первые роды были тяжелыми, да и потом Андреа болел постоянно, совершенно вымотав своим плачем Патрицию. Здоровье его выровнялось только к пяти годам, и не успела Патриция вздохнуть, как забеременела снова. Помочь было совершенно некому – Атилио постоянно находился в разъездах, его родители сами работали и сильно уставали, а со своими Патриция предпочитала не общаться. Единственно, что успокаивало ее, это то, что так жили почти все, но грусть одиночества, замешанная на постоянном утомлении, превращалась постепенно в ядовитую жидкость, отравляя настоящее и закрывая доступ к будущему.
