Лилиан внимательно оглядела его новое замечательное лицо – эффект, несмотря на опухоль, был впечатляющий.
– Хорош, – сказала она. – Так и быть, – выпрямилась, откинула голову назад, обхватила руками колени.
– Готова? – спросил Пато.
– Готова, – подтвердила она, улыбаясь. – Только потихоньку. А то вместе с повязкой сдерешь и нос. Это как-никак нос дамы. Он поизящнее будет, чем у твоего отца.
Пато еще не дотронулся до повязки, а она уже закусила губу. Отчасти оттого, что опасалась боли, отчасти, чтобы скрыть улыбку, пока все не закончится.
Пато отклеил пластырь. Снял марлевый тампон. Он был липкий, а посредине даже въелся в кожу, так что Пато предупредил мать:
– Вдохни поглубже, – и сдернул повязку. – Господи, – сказал он и попятился.
Лилиан широко улыбнулась.
– Роскошно? – спросила она.
– Господи ты боже мой, – повторил Кадиш.
– Дух захватывает? – спросила Лилиан.
– Погоди минутку, – сказал Пато.
– Минутку?
– Надо с этим сжиться, – сказал Пато.
– В римском духе, – заключил Кадиш.
– Римский профиль – это здорово, – сказала Лилиан. – Как у Элизабет Тейлор в «Клеопатре».
Она недавно посмотрела «Клеопатру» в «Премьере», на Корриентес. Она с опаской ощупала нос, осваиваясь с его новой формой. Кадиш не отрывал руку от своей переносицы. Бокал он поставил на стол. Ему не хватало воздуха.
– На ощупь все по-другому, – Лилиан встала. – Идем, Кадиш, нас ждет зеркало. – И, взяв его за руку, повела по коридору. Пато, покачивая головой, пошел следом. Кадиш собрался открыть дверь в спальню.
– Зеркало в ванной лучше всего, – сказала Лилиан, не останавливаясь.
Наконец она повернула выключатель – как на вечеринке, когда в порядке сюрприза прибыл почетный гость.
В зеркале рядом со своим она увидела лицо мужа. Что это такое? Какое там – «погоди минутку» – что это такое?
– Извини, – сказал Кадиш.
– Римские руины, – сказал Пато.
– Господи, – сказала Лилиан и онемела. Когда она обрела дар речи, она выкрикнула имя молодого доктора: – Бракки. – И оно прозвучало как ругательство. Лилиан повертела головой туда-сюда. – Кадиш? – в отчаянии воззвала она к мужу.
Лилиан вгляделась в свое новое лицо. Нос получился таким тонким, что только что не просвечивал. Горбинка с переносицы спустилась на кончик носа и, пятнистая, нелепая, колыхалась там. Казалось, к носу приклеили катышек жевательной резинки. Лилиан посмотрела на себя сбоку – в профиль дело обстояло еще хуже. Между глазами резко – точно утес – выступала, протянувшись до катышка жевательной резинки, острая кость. Ни дать ни взять остов, больше всего похожий на цыплячью грудку, когда ее обглодали. И тут до Лилиан дошло – с этим придется жить! Она подняла руку, потрогала нос. Посмотрела на красивого мужа. Потом на себя.
