Поэтому Брук так разозлилась, услышав от него:
– Знаете, у меня нет причин верить в вашу ненависть к брату и есть все причины верить, что вы лжете.
– Как это верно! Но я не чувствую необходимости убеждать вас в чем бы то ни было, так что мне все равно, верите вы или нет. Вы спросили, я ответила. И раз уж мы исповедуемся друг другу…
– Мы не исповедуемся друг другу.
Она проигнорировала его замечание и продолжила:
– Должна предупредить, что я не всегда и далеко не всякому открываю свои чувства. Я давно привыкла держать их при себе.
– Почему?
– Потому что альтернатива может быть… неприятной, – призналась Брук и хотела было добавить, что альтернатива может быть неприятной для нее, но не решилась. Она не старалась перетянуть Доминика на свою сторону, рассказав о жизни в своей родной семье и пробудив жалость к себе, если он вообще способен на жалость.
– Значит, вместо той легкой бессмысленной болтовни, которую я слышу, вы на самом деле кипите гневом? Именно на это намекаете?
Она недоуменно моргнула, но тут же рассмеялась.
– Совершенно верно. Очень часто впадаю в ярость, но не сейчас. Раньше, как вы могли заметить, я злилась, и не сумела это от вас скрыть, потому что…
– Но как я узнаю, скрываете вы или показываете истинные чувства? – вставил он.
– Вам это будет трудно. Не стоит ли просто договориться быть друг с другом откровенными?
– Надеюсь, вы не пробудете здесь достаточно долго, чтобы это имело какое-то значение.
После того, как была честна с ним и так много о себе рассказала, Брук надеялась услышать не это.
– Но я буду продолжать делиться с вами моими чувствами. Вы тоже уже это делаете. Так что полагаю, нам ни к чему об этом договариваться.
И если он даже сейчас не может понять, что ему, наконец, удалось ее разозлить, значит, он просто слеп.
Но Доминик не ответил, потому что принесли ужин и он, наконец, отпустил ее запястье. Брук едва не рассмеялась: очевидно, он злится, потому что голоден, и чем скорее она наложит мазь, тем скорее он сможет поесть.
Она быстро смазала травяной кашицей рану и вокруг швов.
– Пусть высыхает, пока мы едим. Перед уходом я перевяжу вам ногу, чтобы мазь не осыпалась во сне.
– Знаете, что я не хочу вашей помощи? – процедил он.
– Да, вы достаточно ясно дали это понять.
– Почему же упорствуете?
– Как я уже упомянула раньше, вы будете моим мужем, так что мой долг – помогать вам.
– Ваша жизнь здесь никогда не будет приятной. Вам нужно подумать об этом и очень тщательно, а также понять, что у вас есть только один выход.
