Ладно, это дело поправимое. Азирафаэль и сам был практически пуст, но все-таки если постараться…
Он постарался. Пропитать повязку как раз хватило. Кроули не пошевелился, хотя обычно ускоренная регенерация вызывает довольно сильный зуд. Возможно, действительно слишком устал.
Вымотался. Просто вымотался, теперь отдыхает. А у Азирафаэля повышенная тревожность с явным уклоном в мнительность.
— Я тебя сильно достал? — спросил вдруг Кроули. Очень тихо спросил. Причем в тот самый момент, когда Азирафаэль окончательно решил, что он спит. И уточнил еще более неуверенно и даже как-то почти безнадежно: — Ну, сегодня… Сильно, да?
«О нет, мой дорогой, ты куда больше достал меня за всю последнюю неделю, когда собирался помирать, а я наизнанку выворачивался, не зная, что с тобой делать», — хотел ответить Азирафаэль. И добавить еще много чего, саркастичного и местами даже, пожалуй, желчного.
Но, конечно же, сказал совершенно другое:
— Дай-ка подумать, мой дорогой. Пожалуй, что нет. Даже наоборот, пожалуй. Сегодня ты просто был самим собой, а это, знаешь ли, как-то даже и успокаивает.
— О да! — Кроули отнюдь не выглядел успокоенным, и смешок его был скорее горьким. — Самим собой… Понимаю. Я знаю, каким несносным могу быть. Способным достать даже ангела.
— А с чего ты вообще… — недоуменно начал Азирафаэль… и осекся. Потому что понял — с чего.
Кроули снова невесело хмыкнул и отвернулся. Теперь Азирафаэлю был виден только клок алых волос, нашлепка пластыря на виске и бледное ухо.
…Мы не друзья, я его даже не знаю!.. Конечно же, я тебе не верю, ты демон, Кроули, и мы не друзья… Изыди, грязный демон!.. Нет никаких «мы», Кроули, ты демон, я ангел, и мы не друзья… Нет никакой нашей стороны… больше нет… Ты мне даже не нравишься!.. И мы не друзья!.. Не друзья… Прогуляемся?.. Ах, ты уже можешь ходить? Вот и прекрасно, вот и вали, тебе помогли, а дальше справляйся сам, видишь, тебе даже машина подогнана. Твоя собственная, между прочим, машина, о которой любезно позаботились, и не будешь ли ты, в свою очередь, столь же любезен освободить от своего присутствия, ведь мы же даже с тобой не друзья…
Чушь!
Жуткая, омерзительная, невероятная чушь.
Но такая ли это чушь с точки зрения того, кого уже однажды изгнали с небес? Ладно, пусть не изгоняли, пусть он просто так думает… Но он ведь думает именно так, для него это — реальность, жуткая, омерзительная, невероятная реальность, данная в ощущениях… А сколько раз ты сам говорил это ритуальное: «Изыди, грязный демон!», прежде чем распахнуть дверь, приглашая, и спросить с улыбкой: «Заходи, ну что же ты мнешься на пороге?», словно все было шуткой, всего лишь шуткой — поскольку для тебя оно таковой и было.
