— Так расскажи!
— Ну, если быть точным, это не мой день рождения был, а Лысого Гоблина. Мы к нему на делянку тогда всем клубом завалились, сюрпризом. У него юбилей был, двадцать четыре стукнуло, надо же было отметить так, чтобы надолго запомнилось… Мы тогда костер разожгли вот такущий… — пилот развел руки во всю ширь, качнул головой, в голосе добавилось мечтательности. — Не! Даже больше! Четыре метра в высоту было, зуб даю! С орбиты, наверное, видно невооруженным глазом…
— Зачем?
— Да откуда я знаю? Ну мало ли, если бы кто с орбиты посмотрел случайно…
— Да нет, зачем такой костер?
— Ну как же зачем? Чтобы через него прыгать, конечно!
Потрясенная Полина открыла было рот, но ее опередил Дэн, уточнив с вежливым интересом:
— С шестом?
Пилот смущенно крякнул.
— Ну мы того… перестарались немножко.
— И… прыгали?
— Мы что, похожи на идиотов?! — возмутился пилот. — Да и не до того потом было. Но все равно весело! Особенно когда гоблиновскую делянку подзапалили случайно… Не, не в том смысле, что запалили, а в том, что подожгли. Весело было, да… Огонь до небес, мы ржем впокатуху, Гоблин бегает, орет, потом тоже ржать начал. Качественные у него сорта все же, отборные… были.
Пилот осекся на полуслове и снова смущенно покосился на капитана. Тот, увлекшись классической литературой, не обращал на происходящее в пультогостиной ни малейшего внимания, но Тед все равно предпочел побыстрее свалить со скользкой темы или хотя бы перевести стрелки:
— Да что я, Вениамин Игнатьевич, давайте лучше все-таки вы расскажете! Не может быть, чтобы у вас не было ни одного интересного или запоминающегося дня рождения!
— Были, а как же не быть! — Доктор к этому времени уже успел выловить ложечкой из чашки размокшее печенье и отправить его в рот. И даже прожевать (а что там жевать осталось то, так, посмаковать!), наслаждаясь почти забытым вкусом детства (все-таки размоченное в сладком чае печенье намного вкуснее, сколько бы там ни утверждали обратного разные гурманы и эстеты!), а потому вернулся в свое обычное благодушное настроение. — Самым интересным, пожалуй, был тот, на котором мне выпала честь ассистировать самому Леухину при лапаратомии по поводу острой кишечной непроходимости, причем в полевых условиях. Вернее, таежных. Интереснейший опыт, я вам скажу! Операция шла более трех часов, при свете налобных фонариков, на операционном столе, сооруженном из гамака и палаточных стоек, пришлось проводить резекцию мертвых петель тонкого кишечника и накладывать анастомоз…
