Зная свой авторитет среди балканских христиан, царь решил возглавить сам Балканский поход, чтобы как можно скорее заключить мир и вернуться «в собственный Эдем» (Петербург) и на Балтику. На Царьград русское правительство тогда не претендовало, в отличие от Габсбургов, считавших себя единственными наследниками бывшей Римской державы и мечтавших завладеть Константинополем, который с начала IV в. н. э. был столицей Восточной империи. Пётр Великий не считал целесообразным связывать руки «восточным вопросом» (изгнанием турок и татар), вставшим перед Европой после битвы под Веной в 1683 г.[131]
2 марта 1711 г. в Венецию был послан Д. Ф. Боцис — поднимать славян на войну с турками. Туда же 12 апреля был отправлен агент М. Каретта, чтобы привлечь к союзу Папское государство и мальтийских рыцарей и переводить деньги и оружие балканским христианам[132]. Немцы русской службы, лишённые славянской солидарности, считали советы герцеговинского патриота провальными. Губительным считал план С. Л. Владиславича и генерал А. А. Вейде: «Три вещи нас нагло погубили — не здравые, без опасные и не искусные советы, неосторожность в запасах и малосильство нашей конницы»[133].
2 января дворянскому ополчению — царедворцам и городовым дворянам всех губерний предписали к марту 1711 г. быть в Путивле. 2 марта Пётр приказал имения укрывающихся от службы отдавать доносителям. Войска поредели после чумы 1710 г. в Прибалтике и 21 марта царь указал для турецкой кампании собрать со всех губерний 25 тысяч рекрутов (из них 12 тысяч в полевую армию), а для драгун 7 тысяч лошадей. Доставить к сроку новобранцев из Сибирской и Архангельской губерний было почти невозможно. С Казанской губернии предписывалось собрать 4625 человек. В 1710 г. в Киевской губернии в 15 гарнизонах стояло 27 полков. В 1711 г. в малороссийских гарнизонах стояло 20 полков — 21 283 человека[134]. Казанский и астраханский губернатор П. М. Апраксин спешно закупал лошадей в Астрахани и Уфе[135].
После измены Мазепы «обжёгшись на молоке, дули на воду». К гетману И. И. Скоропадскому, который хотел осесть на правом берегу Днепра в Умани, в Москве относились настороженно. Киевский губернатор Д. М. Голицын писал, что Умань недалеко «от степи самой», в этом городе вместе с уездом 5–6 тысяч жителей и рекомендовал поместить Скоропадского в середине Гетманщины[136]. Только через три года после вступления в должность, Скоропадскому дали жалованную грамоту в феврале 1711 г., подтвеждавшую его «уряд» и разрешавшую ему иметь артиллерию и знаки гетманской власти («клейноты»)
