И все же — скажут нам — зачем называть новую вещь старым именем? Ведь понятие революции, хотя и относится к восстанию против религии, имеет, во-первых, христианские, во-вторых, метафизические корни. Именно христианство впервые вводит дискурс уникального события и вместе с ним — режим однонаправленной истории. Это событие часто понимается как переворот [7], вслед за греческой философией с ее понятиями «катастрофы» и «метаболы». При этом многие христианские мотивы восходят к римской политической мысли как к дискурсу политического основания.
В то же время революция Нового времени явно осмысляется в связи с фигурой автономного субъекта политики, истории и знания: Кант в «Споре факультетов» видит во Французской революции знак стремления человечества к свободе, а Гегель в «Феноменологии духа» — точку рождения автономного этического субъекта в духе второй кантовской «Критики».
Так зачем же сегодня возрождать еще одно теолого-метафизическое понятие? Не входит ли оно как раз в тот язык идеологии, с которым нам необходимо бороться? Не сводится ли оно к пустому мифу? Не является ли его оживление еще одной имитацией, западническим фасадом, оправдывающим существование внутреннего варварства?
Кроме того, «Революция» была идеологемой советского режима. Режим Брежнева и Андропова, в котором самый пылкий реакционер не нашел бы ничего революционного, культивировал миф о своем революционном основании и не без успеха черпал в нем свою легитимацию. Поэтому вялые первоначальные попытки ельцинской администрации создать миф о восстании августа 1991 года не встретили в обществе широкой поддержки.
Наряду с практическим вопросом о желательности применения понятия «революция» — и в связи с ним — встает вопрос об описательных возможностях и адекватности его применения.
Критики слева — те, для кого революция представляет ценность, — не согласны признать революцией тот разочаровывающий поворот дел, к которому привела горбачевская перестройка [8]. Они подчеркивают, что у власти в стране остались почти те же люди, или «второй эшелон» советской элиты, что изменения были направлены «против прогресса», что несвободное положение трудящихся только усугубилось, и так далее. Поэтому, с их точки зрения, события 1980—1990-х годов являются «реставрацией» капиталистического режима по отношению к обществу, родившемуся в социалистической революции 1917 года.
Критики справа, из либерального крыла (например, Е. Гайдар
