, во-вторых, критика секса и в особенности оргазма.
Почти все персонажи Платонова постоянно измождены. И. Чубаров[51]справедливо видит в этом противопоставление пролетарской чувственности буржуазному телу: трудящийся человек обычно находится в усталом состоянии и вряд ли обладает излишками энергии для наслаждения. Однако усталость — не просто телесное состояние. Она предполагает определенную форму темпоральности. Усталость настигает нас в паузах и перерывах. Истощение от отчужденного труда отличается от блаженной усталости, наступающей после достижения цели. В обоих случаях, однако, кажется, что мы специально тормозим свою деятельность и от этого наступают, в одном случае, опустошение и потеря себя, в другом — наслаждение от разгрузки, от отрицательной деятельности, наслаждение отрицанием. Одним словом, усталость — это эсхатологический аффект, и его амбивалентность есть следствие амбивалентности эсхатологии как таковой: то ли конец — это внешнее отрицание, потеря, пустота, то ли это внутреннее отрицание, завершение и кульминация.
“Представьте сложнейшую арматуру общества современного империализма и фашизма, истощающее измождение, уничтожение тамошнего человека, и станет ясно, за счет чего достигнуто увеличение производительных сил”[52], — пишет Платонов в статье “О первой социалистической трагедии”. То есть усталость у него — изнанка, тайный обратный ход технической цивилизации. А вот позиция его героя: “Вощев согласен был и не иметь смысла существования, но желал хотя бы наблюдать его в веществе тела другого, ближнего человека, — и чтобы находиться вблизи того человека, мог пожертвовать на труд все свое слабое тело, истомленное мыслью и бессмысленностью”[53]. “Истомленность” имеет двойной характер — она усиливается от бессмысленности труда, но актуализирует ее мысль, которая у Вощева выражается как раз в прерывании деятельности. Другими словами, это мысль о бессмысленности — внешнее отрицание труда, предстающее как его внутренняя истина, в момент несвоевременного прерывания: “…изнемогал же Вощев скоро, как только его душа вспоминала, что истину она перестала знать”[54].
Удивительно то, что многие герои Платонова, несмотря на усталость, продолжают трудиться. Персонажам, которые “бастуют” (как Вощев, Макар), противостоят у Платонова люди, которые не могут, боятся остановиться, — это, например, вечный пешеход Луй из “Чевенгура”, который не может долго находиться на одном месте. В Луе интересно то, что он является изначально изможденным пролетарием, но тем не менее вечно двигается:
