Литерный А. Спектакль в императорском поезде | страница 55



горлом, как вы, хрипит.
С ним вы крались памирскими скалами,
грелись в лесах Карпат.
Дважды живы, как Диоскуры, вы
вместе хлебали плен,
вместе горечь измен раскуривали
от телеграфных лент.
Вот он с вами на киноплёнке:
будто блик за спиной.
Вот он: утренней тенью блёклой
встал над картой штабной.
Он молчит. Он знает, что будет.
Слышит — таит от вас,
как громыхнул в затворе орудия
трёхдюймовый фугас,
по предначертанной траектории
вышел в смертельный путь —
туда, где бьётся, как дух в материи,
ваш обречённый пульс.
Мы уходим (мы все — свидетельство)
тенью за ту черту.
Ваше высокопревосходительство!
Прикажете ли чайку?

Тишина. Всё постепенно исчезает в сумраке.

Выбегает девочка в белом платьице.


>Девочка. Мама говорит: подождите немножко, скоро конец.


Убегает. Темно.

Смена локомотивов.

Лев Давидович Троцкий


Полковник Георгий Петрович Полковников

О маршруте (пока стоим)

Раз уж есть такая возможность, пока пауза, потолкуем о деле Корнилова.

Эпопея, получившая нелепое название «корниловский мятеж», при внимательном рассмотрении оказывается чем-то вроде спектакля самодеятельности в сумасшедшем доме. Все с неестественной аффектацией играют какие-то выдуманные роли, никто не слышит партнёра, да и видят не друг друга, а потусторонние видения, причём каждый своё. У Корнилова в этом бедламе одно великое достоинство: он единственный не врёт и не ищет самоудовлетворения. Он искренний и честный безумец. Однако если учесть, что массовкой в спектакле выступают сто пятьдесят миллионов озлобленных личностей, из коих семь миллионов с винтовками, то фарс превращается в жуткую мистерию, и хочется бежать из зрительного зала, да некуда.

Итак,

Завязка действия

К августу семнадцатого года идея военной диктатуры созревает во многих умах. Только он, русский Бонапарт (роль, заметьте, специальная — для сумасшедшего), может остановить разложение армии и спасти Россию — вздыбить над пропастью, пришпорить, помчать вперёд, в сияние победы. Проблема в одном: Бонапарта нет. После примерки Наполеонова сюртука на Брусилова и прочих Керенский с Савинковым выбирают Корнилова. Выбор хорош, хотя, впрочем, неизбежен: Корнилов — единственный из генералов русской армии, годный в вожди. На нём — харизма.

И правда, в Корнилове проблескивала искра гениальности или безумства. Все остальные генералы — люди как люди, а он… Шпионские авантюры и отважные экспедиции его молодости, борьба с армейским воровством и кумовством, которой он предавался в зрелые годы (в ущерб карьере, между прочим) — кто из действующих военачальников русской армии мог похвастаться таким прошлым? То, что до революции было худо и тянуло вниз, теперь обращалось во благо и поднимало ввысь. И происхождение — неясное, но народное, из вольных степей Семиречья. И вечные конфликты с начальством — не было у Корнилова начальника, с которым он не поссорился бы; это у нас любят, народ ценит. Плюс обаяние, привлекавшее к нему сердца подчинённых. Плюс безусловная храбрость, умение не прятаться от опасности, а идти на неё прямо в лоб. Плюс ещё знание множества языков — прямой признак гения. Ну и конечно, самое главное: подвиг. Побег из плена.