Щербачёв, министры Временного правительства, среди коих председатель князь Львов и военный министр Керенский, представители Петросовета Церетели и Скобелев и прочая публика. Результатом этого заседания не стало ровно ничего. Генералы разъехались, министры разошлись, декларацию прав солдата приняли — Керенский подписал её и оформил приказом по армии и флоту.
Всё-таки результат, пожалуй, был. Все поняли, что никто ни с кем не сможет договориться. Правительство, Совет, генералы — суть вещи несовместные. И силы нет ни у того, ни у другого, ни у третьих. Кто же возьмёт власть?
Анархия или Бонапарт? Уж лучше Бонапарт с офицерским наганом в руках. Вернувшись в Могилёв, Алексеев приступает к созданию офицерской организации — такого вот ордена Меченосцев, который останется островом и твердыней военной силы посреди бушующего моря анархии. Седьмого мая в Могилёве открылся офицерский съезд. При участии Алексеева и, можно сказать, под его крылом был создан Союз офицеров армии и флота. Не это ли ядро будущей военной России? В 1812 году, спасаясь из русских снегов, Наполеон бросил на произвол судьбы солдат, но вытащил за собой костяк офицерства. И потом обрастил этот костяк новой мускулатурой — за три месяца создал вторую Великую армию, способную противостоять превосходящим силам противника и даже одерживать победы. Этот пример Алексеев хорошо помнил.
Но как работать с таким правительством, в котором половина министров — выдвиженцы ненавистного Совета, а вторая половина перед этим Советом дрожит? Да и надо ли подпирать военным плечом эту трухлявую постройку? Стратег Алексеев раньше многих других понял всю бессмысленность, всю обречённость Временного правительства. С Гучковым, урождённым богачом и думским вельможей, он мог ещё играть партию, но с Керенским — увольте. Увольте, да. Увольнение состоялось 22 мая — по взаимной неспособности главковерха и военного министра выносить друг друга.
Алексеев уходил, наверно, со странным чувством: то ли добровольно, то ли по принуждению, поймав жар-птицу и тут же выпустив её из рук… Впрочем, он успел окольцевать эту крылатую, и теперь держал её на тонкой, невидимой постороннему глазу ниточке… Так он, видимо, полагал.
Он, конечно, уходил, чтобы вернуться.
А что пришедший ему на смену Брусилов?
Между Алексеевым и Брусиловым — неприязнь. Они — противоположны. Алексеев — сын фельдфебеля, Брусилов — сын генерала. Алексеев рос в бедности, тянул лямку учебную, потом служебную в армии; Брусилов — «паж», то бишь, выпускник Пажеского корпуса, гвардеец, столичная штучка. Алексеев — невзрачный службист, Брусилов — светский обаятель. Алексеев в очках корпит над бумагами и картами; Брусилов на лихом коне красуется перед строем конно-гренадеров.
