Дортмундер сортировал деньги на своем кофейном столике — кучка потертых однодолларовых бумажек, меньшая кучка смятых трешек и тоненькая пачка десяток. Он успел снять туфли и носки и все время шевелил пальцами ног, как если бы их только что выпустили из тюрьмы. Был поздний вечер, длинный августовский день завершался наконец-то за окном, и распущенный галстук Дортмундера, его жеваная рубаха и всклокоченные волосы говорили о том, что он лишь небольшую часть дня провел здесь, в своей кондиционированной квартире.
В дверь позвонили.
Дортмундер тяжело поднялся, подошел к двери и посмотрел в глазок. Бодрое лицо Келпа красовалось в его обрамлении, как на камее. Дортмундер открыл дверь, и Келп вошел со словами:
— Ну, как дела?
Дортмундер закрыл дверь и проворчал:
— У тебя вид человека, довольного жизнью.
— Так оно и есть, — сказал Келп. — Почему бы нет? — Он взглянул на деньги, разложенные на кофейном столике. — Но и твои дела, кажется, идут неплохо.
Дортмундер похромал обратно к дивану.
— Ты так думаешь? Весь день на улице, таскаешься от дверей к дверям, за тобой гоняются собаки, над тобой издеваются дети, тебя оскорбляют домохозяйки, и что ты получаешь за это? — он презрительно махнул в сторону мятых бумажек на кофейном столике. — Семьдесят долларов, — сказал он.
— Эта жара портит все дело, — сказал ему Келп. — Выпить хочешь?
— Это не жара, — возразил Дортмундер, — это влажность. Да-а, я хочу выпить.
Келп прошел на кухоньку, но не перестал говорить.
— Что за динамо ты проворачиваешь? — крикнул он оттуда.
— Энциклопедии, — нехотя ответил Дортмундер. — И проблема в том, что, если ты просишь аванс больше десяти долларов, они либо упираются, либо хотят выписать чек. Сегодня я получил один десятидолларовый чек, и, спрашивается, какого черта я должен с ним делать?
— Можешь в него высморкаться, — предложил Келп. Он выплыл из кухоньки с двумя стаканами «бурбона» со льдом. — Почему ты работаешь с энциклопедиями? — спросил он.
Дортмундер кивнул в сторону стройного чемоданчика, стоявшего у двери.
— Потому что у меня есть рекламные проспекты именно на них. Невозможно продать никакую вещь без массы ярких кусков бумаги.
Келп подал ему стакан и уселся в кресло.
— Сдается мне, я поудачливее, — сказал он. — Большая часть моей работы делается в барах.
— Что ты затеял?
— Мы с Гринвудом работаем чет-нечет в районе вокзала Пенн-Стэйшн, — сказал Келп. — Сегодня мы поделили почти три сотни.
