— Ты сам кто? — спросила она.
Митя сказал, кто он и зачем приехал в Щедрин.
— А-а… — понимающе протянула Аниська. — У нас в семье все хорошо поют!
— А ты?
— И я. Только я старых песен не знаю.
— Ну, спой не старую.
— Вот еще! Буду я тебе петь! — сказала Аниська, наклоняя голову набок и снизу заглядывая Мите в лицо. — А тебе сколько?
— Много, — сказал Митя, — девятнадцать.
Аниська засмеялась.
— Тоже выискался старый, — весело сказала она. — Дай банку-то! — Она отпила несколько глотков и вдруг опять рассмеялась. Вода разноцветным веером брызнула изо рта. — Ой, не могу!.. Ты старый-то? Ты?
— Я, старая, я, — загудел голос деда Антипа, и над калиткой появилась его широкая, мощная фигура. — А, внучек! — закричал он весело, увидев Митю. — Как тебе внучка-то моя? Хочешь, женю? Она девка добрая, покладистая. Аниська, а Аниська, пойдешь за него замуж? Что молчишь, дура? Говори: «Пойду!» Сколько тебя учить?
— Дед, да ты уж меня за сто человек просватал, — толкая Митю локтем в бок, смеялась Аниська.
— А вот за него отдам! — Антип потрепал Митю по плечу. — Что, берешь? Завтра же свадьбу сыграем! Ну? По рукам? Да чего думаешь-то? Бери, пока отдаю! Девка молодая, здоровая, работящая, детей тебе нарожает кучу… Тьфу-тьфу-тьфу… — Старик стал плеваться, чтобы не сглазить. — Ну? Вот глупый-то, да я бы на твоем месте и не задумывался. Ну, берешь? Берешь! Аниська, поцелуйтесь!
Аниська пробовала урезонить деда.
— Ну, хватит тебе, старый, разошелся как! И не стыдно?
— А ты мне не указ! Цыть! — весело кричал Антип. — Ну? Что покраснела-то? О-ох-хо-хо-хо!.. Такая здоровая дура, и целоваться не умеешь!
— А вот и умею! — сказала Аниська и, быстро поцеловав Митю в щеку, убежала в дом.
— Ах, скаженная, — засмеялся Антип, — ведь при мне ни с кем не целовалась, а тут на тебе… Значит, судьба! Люб ты ей, братец!.. Да… Гм… Обмыть бы это дело… А? Как-никак девку за тебя отдаю. Ну и сбегай за чихирем: ноги молодые, небось резвые. — Старик сунул Мите в руки эмалированное ведро, то самое, с которым он ходил на рыбалку. — Бери, бери… Девка-то клад!..
Странное, чувство владело Митей, когда он, поскрипывая на ходу ведром, направился к «телевизору». Ему было смешно, весело и грустно одновременно. Он все еще ощущал на щеке влажное прикосновение Аниськиных губ и думал о Наташе. Ему нравилась Аниська, нравился дед Антип, с ними было весело, легко, но рядом не было Наташи, и поэтому было грустно.
Продавщица Надя, наливая в ведро чихирь и узнав Митю, стала укорять его за поллитровые банки, которые они с Николаем дели неизвестно куда, хотя обещали вернуть в полной сохранности. Митя, приподнявшись на цыпочки, достал с козырька спрятанные Николаем банки и вручил их всплеснувшей от изумления руками Наде, которая тут же вымыла их, поставила вверх дном на помятый алюминиевый поднос и с облегчением вздохнула.
