— Ну, ты мне не указ, молодой ишо, — хмуро сказал дед Антип. — А песен я знаю больше, чем они. Кто же их выучил, как не я, а? Сопля зеленая!
— Я пошутил, пошутил, дед, — примирительно сказал Николай, сладко потягиваясь и жмурясь от утреннего солнца.
— Ну то-то. — Дед Антип встал, взял в руки прислоненную к дереву удочку, ведро и сказал, обращаясь к Мите: — Сыновья у меня, правда, поют хорошо, и снохи не отстают, да где их сейчас докличешься: с утра до ночи в поле, бывает, что и заночуют там. Ты приходи, сынок, ко мне, я на самой окраине живу, кирпичный дом, второй слева, спросишь Антипа — всяк покажет. Я тебе песен и попою. Чихирю тока не забудь — любитель я до этого. Ну, прощевай!
Он повернулся и пошел по дороге в лес тяжелой уверенной походкой. Его пустое ведро поскрипывало на ходу.
Николай как-то робел в присутствии Наташи, больше молчал и поводил головой, когда по спине, между крупных лопаток, стекали мутные бисеринки пота. Наташа ловила на поляне большую синюю стрекозу, которая тяжело перелетала с куста на куст, и Николай невольно следил за ней пристальным взглядом. Он спросил у Мити, когда Наташа была далеко и не могла услышать:
— Твоя?
Митя кивнул.
— Резвая.
Митя сделал мостик и смотрел, как над головой зеленеют стебли травы, движется темная масса Терека, тарахтит и катится вверх колесами оранжевый трактор, взметая косой столб пыли на противоположном берегу, а небо было внизу, его бездонная глубина захватывала дыхание, пугала. У Мити было такое впечатление, что он начнет сейчас погружаться в него все глубже, глубже и никогда не выплывет. Чтобы избавиться от этого неприятного чувства, он еще больше прогнулся в спине, переставил руки поближе к пяткам и, слегка оттолкнувшись, встал на ноги.
— Поймала! — вскрикнула Наташа. Радостная, раскрасневшаяся, она подходила к ним, держа в вытянутой руке за крылышки гудящую, поджимавшую синий членистый хвостик стрекозу. — Смотрите, какая!
Стрекоза неподвижно глядела огромными испуганными глазами.
— Ну, что с тобой сделать? — сказала Наташа, дуя на стрекозу.
— Отпусти, — сказал Митя.
— Нет, я засушу ее и отвезу домой. Над письменным столом подвешу на ниточке. Такая огромная-огромная стрекоза… Что ты жужжишь, глупенькая?
Николай глядел на Наташу, на стрекозу и, казалось, сравнивал их между собой.
Наташа поднесла стрекозу к груди, и та, уцепившись лапками, перестала гудеть.
— Посмотрите, какая красивая была бы брошка: синяя на голубом!
