О какой метаморфозе говорила Нина? Какая метафора лучше всего подходит к описанию его существования на лунной станции? Важные вопросы, но Зимин понимал, что никто, кроме него самого, не сможет на них ответить так, чтобы он понял о себе что-то такое, что до сих пор оставалось скрыто. Не в метареализме ли скрывается объяснение его странным проблемам с зеркалами? Или в предстоящей метаморфозе?
«Вот сброшу кокон и стану бабочкой!» — подумал он почему-то. Еще один сюжет для фантастического романа.
* * *
И второй допрос не получился. Зимин приготовился отражать язвительные наскоки Чепалова, но тот был на удивление молчалив и выглядел усталым и равнодушным. Это было неожиданно. Зимин очень не любил пациентов, у которых от допроса к допросу меняется настроение. Если бы словесная перепалка продолжилась, ему было бы проще анализировать психику Чепалова.
— Вам скучно? — спросил Зимин.
— Можно и так сказать.
— Вам безразлична собственная судьба?
— Здесь? На Луне? Да.
— Почему вы не хотите со мной говорить?
— Не вижу смысла. Свой фантастический роман вы еще писать не начали. О чем говорить?
— При чем здесь мой роман?
— Вы мне не интересны.
Непонятно, можно ли было рассматривать эти слова, как оскорбление должностного лица при исполнении? Нет, наверное. Контролер не должен вызывать интерес у пациента. Тем более, что Чепалов был прав. С романом было много непонятного.
— Вы даже не знаете, о чем писать. О прошлом или о будущем, — сказал Чепалов, зевнув.
— Я говорил. О прошлом.
— Все так говорят, а потом пишут о будущем. Обычное дело.
— Кто еще пишет?
— Много вас таких.
— Вы говорите о Нине Вернон?
Голова Чепалова неожиданно дернулась, из глотки раздалось неприятное бульканье. Зимину показалось, что у него случился приступ неведомой болезни. Но вскоре выяснилось, что он нагло ржет. Самым непочтительным образом.
— Ведите себя прилично!
— Хорошо, — сказал Чепалов, вытирая выступившие слезы. — Я подумал, что вы меня специально насмешили, чтобы заставить признаться в несуществующих грехах. Но всему же есть предел!
— Что же вас так насмешило?
— Вы сказали, что Нина что-то там пишет. Давно не слышал ничего абсурднее и бессмысленнее. Понимаете, она так много знает о литературе, что самой ей писать уже противопоказано. Она может только цитировать.
— Нина разбирается в литературе?
— Больше, чем кто-либо на нашей станции.
— И что она говорит о вашем тексте?
— Каком тексте? — спросил Чепалов испугано.
— Вчера вы спросили, не связан ли допрос с вашим текстом? Значит, он существует. Знает ли о нем Нина?
