Ирини бросила на сына неодобрительный взгляд.
— Мы не знаем, как долго здесь пробудем, — пожал он плечами. — Он без этого не может.
— Да знаю я, — буркнула мать. — Но…
— Похоже, это облегчает ему жизнь, — заметил Маркос.
Из кухни он повел их в бальный зал, и мать с сестрой чуть не потеряли дар речи.
— Ох… Ах… Бог мой… Только взгляните… В жизни такого не видела!
Мозаика, мебель, гардины, фрески и тысячи других мелочей в убранстве отеля — все поражало их и приводило в восторг.
Несколько часов спустя семьи собрались за столом. Ирини предложила накрыть стол на кухне, за которым обычно ел персонал, но Маркос настоял, чтобы, по крайней мере, в первый раз они ели в бальном зале.
Без всякой помощи Ирини приготовила три вкуснейших блюда, да еще испекла целый противень теплой пахлавы. Маркос спустился в винный погреб и выбрал вино, достойное кулинарных шедевров матери.
Он сервировал стол, за которым обычно восседали хозяева и почетные гости, серебряными приборами и хрустальными бокалами, разложил накрахмаленные салфетки, зажег свечи в канделябрах на стенах. Усадил мать на саламисский трон, на котором обычно сидела Афродити, а отца рядом с ней. Сам сел по другую руку от матери. Марии с Паникосом отвел места справа от себя, а мужчин семьи Ёзкан посадил напротив.
Когда все расселись, Маркос произнес тост.
— Стин ийя мас, — сказал он. — За ваше здоровье.
Все подняли бокалы, кроме Халита. Он недоверчиво попробовал приготовленную Ирини еду. К его изумлению, она оказалась превосходной и знакомой на вкус. Хусейн и Мехмет уплетали все за обе щеки.
— Даже лучше, чем мама готовит, — громко объявил малыш.
Отец бросил на него сердитый взгляд, на мгновение обрадовавшись, что жена осталась в номере.
Ирини Георгиу распирало от гордости: еще бы, все едят с аппетитом и просят добавки!
Наверху Эмин смотрела в окно. Ее преследовали видения. Перед глазами проплывали лица родных, жестоко убитых. Она представляла свою любимую сестру. Убили ли ее первой или ей пришлось смотреть, как терзают ее дочерей? Были ли они изнасилованы? Неужели их закопали живьем? Как сильно они страдали? Наверное, она никогда не узнает ответов на эти вопросы, но никогда не успокоится. Эмин мучила неизвестность.
Временами она чуть не теряла разум от горя. Удалось ли выжить мужу ее сестры и их двоим сыновьям? Может, лучше, если не удалось… А что стало с остальными ее тремя сестрами и их детьми?
Она постоянно думала об Али. Если растерзали невинных женщин, то что могли сделать с солдатами?!
