— Может, Али теперь вернется, — с надеждой в голосе сказал Хусейн матери.
— Надеюсь, — отозвалась она едва слышно.
— А о Христосе есть какие-нибудь новости? — спросил сын.
— Насколько знаю, никаких, — ответила она. — Они тоже с ума сходят от беспокойства.
— Может, теперь, когда договор подписан, он вернется, — предположил Халит.
Эмин регулярно заходила к Ирини, а в последнее время делала это даже чаще обычного. Женщины могли поделиться друг с другом своей тревогой за сыновей.
— Зачем так часто ходить? — бурчал Халит, считавший, что они должны держаться подальше друг от друга.
— Затем, что Ирини — моя подруга! — сердито отвечала Эмин.
Время, проведенное в ночном клубе во время бомбежек, сблизило Афродити и фрау Брухмайер. Несмотря на то что обычная жизнь в Фамагусте еще не восстановилась, кафе работали, и женщины часто ходили туда вместе, чтобы скоротать время.
— Думаю съездить в Германию на несколько недель, — сказала фрау Брухмайер. — Пока все не успокоится.
Афродити не смогла скрыть разочарования. Когда они проводили время вместе, ей не так сильно хотелось видеть Маркоса.
— Не беспокойтесь, милая, — сказала пожилая немка. — Долго я там не пробуду. Такой жизни, как здесь, я нигде не найду…
Дамы допили кофе и разошлись.
На следующее утро Афродити приехала в отель рано, чтобы проводить подругу. Маркос был уже на месте: он хотел убедиться, что транспорт организован. Втроем они стояли перед отелем.
— Милые мои, я буду считать дни до возвращения, — сказала фрау Брухмайер.
Они помахали ей на прощание.
— Маркос, я так по тебе соскучилась, — прошептала Афродити, продолжая улыбаться и махать рукой.
Свободных номеров в отеле было в избытке, но они поодиночке тайком поднялись в пентхаус и занимались любовью как в первый раз.
Через несколько дней Эмин снова зашла к Георгиу. Оптимизм, вселившийся в них после объявления о соглашении, почти сразу же улетучился. Конфликт был далек от разрешения, и планировался второй раунд переговоров в Женеве.
— Ирини, дорогая, — сказала Эмин со слезами в голосе. — Я чувствую, что должна просить у тебя прощения.
— Ты? За что?
— За то, что происходит, — ответила Эмин. — Как турецкие солдаты могут так себя вести?! Они убивают женщин и детей. Мужчин согнали в лагеря.
— Прекращение огня ничего не дало, да?
Женщины обнялись. Часто им не хватало слов, но их объединяла общая тревога, и это придавало им сил. Они винили во всем происходящем своих соотечественников и никогда друг друга.
