– Молчи, прошу, не смей меня будить!
А я ему в ответ:
– О, в этот век – безумный и постыдный!
Он кричит:
– Всё! Я ложусь спать!
А потом мы с ним спорили о стихотворении Давида Самойлова, которого Миша – единственный – читал в таком объеме, да еще и дружил с ним. А теперь Самойлова читаю только я – с дневниками и письмами, поэму «Цыганов» – целиком.
Там в стихотворении «Вот и всё! Смежили очи гении…» в последних строчках:
Как нас чествуют и как нас жалуют.
Нету их. И всё разрешено! —
Миша говорил страстно, а я – тише и печальнее. Нас рассудил Стасик Рассадин. Он сказал, что я права – надо говорить тише и объемнее.
Второй фильм, на котором я встретилась с Мишей, – это «Безымянная звезда». Не знаю, как проходил кастинг, но я должна была играть Мадемуазель Куку. Оператором был Георгий Рерберг, который впоследствии, после ссор с Козаковым, убрал свою фамилию из титров. Там значится «оператор Иванов».
Так вот Миша поначалу задумал для меня грим-костюм – какие-то букли и шапочку. Иду я по двору Ленфильма, встречаю Гошу Рерберга, тот спрашивает, каковы планы Козакова. И решительно опровергает всё это. Приводит меня в гримерную и велит постричь под каре. Челку убрать. Потом ведет меня к художнику по костюмам и выбирает английский строгий костюм и туфли на каблуках.
Миша как увидел, тут же патетически закричал:
– Что ты с ней сделал?!
Они очень оба были эмоциональны и сильно конфликтовали на этой картине, что и кончилось «оператором Ивановым».
Вся атмосфера этой картины была наполнена любовью. На этом фоне развивались романы почти всех участников процесса.
Миша показывал всю суть действия.
У него была очень хорошая жена Регина. Она была его настоящей женой, которая всегда знала, что ей надо не брать от него, а ему отдать: любовь, заботу, внимание.
Как она Мишу уговаривала оставить нас с Юрой в покое и не читать нам по ночам свои нескончаемые записки, когда мы у них на Ордынке останавливались. Она всегда гостям готовила роскошные блюда, а Мише – отдельно, у него была диета.
Когда я увидела Мишу на озвучании «Безымянной звезды» после его расставания с Региной, это был уже совсем другой человек. Он выглядел растерянным и беспомощным, абсолютно не приспособленным к жизни. Привык, что всем, кроме его творчества, его бытом, занималась Регина. Он даже не знал, сколько стоит батон хлеба.
Вообще Миша порой производил впечатление человека, влюбленного в себя. Но когда берешь в руки его книги, оттуда пахнет временем, и его самого совсем мало. Там всё – о людях, и с какой любовью! У него был большой писательский дар.
