Гунки. Творчество в этой сфере не ограничилось лишь формой сказа: из него родилась и литература эпохи, главный вид которой — эпическая поэма. В Японии ее назвали гунки — «описание войн», или сэнки, — «описание сражений». Сказания записывались, обрабатывались, соединялись в сюжетные циклы; циклы сцеплялись друг с другом, в результате получались целые эпопеи. «Хэйкэ-бива» — «Сказ под бива о Хэйкэ» (то есть доме Тайра) — превратился в две большие эпопеи: первая, самая знаменитая, стала называться по старому образцу — «Хэйкэ-моногатари», «Повесть о доме Тайра»; название второй составилось по образцу названия «Кодзики», старой историко-мифологической эпопеи — «Гэмпэй сэйсуйки», «Сказание о расцвете и упадке Минамото и Тайра».
Разумеется, эти сказания утрачивали свой первоначальный вид, так как записывались и переписывались не учеными-фольклористами, щепетильно относящимися к малейшей детали сказа, а монахами, которые хотели изложить этот сказ максимально, на их взгляд, грамотно, литературно. Сказания, как правило, дополнялись, уточнялись: ведь в распоряжении монахов были и старые хроники, дневники, оставшиеся от многих выдающихся деятелей прежней эпохи, а в этих материалах говорилось о тех же людях, о тех же событиях. Поэтому в ряде случаев в тексте эпопей чувствуется не только дыхание «книжности», но и ее прямое присутствие в виде переноса чего-нибудь из таких материалов.
С стилистической точки зрения гунки характеризуются прежде всего новым типом своего литературного языка: взамен хэйанского «вабун» представлен смешанный китайско-японский язык. Язык этот складывается из двух элементов совершенно различного происхождения, отражая фактическую картину разговорной речи Японии того времени, воспринявшей уже очень много китаизмов, но не вполне их еще усвоившей. Китаизмы в то время не были еще достаточно обработаны японским языком, не вошли органически в структуру японской речи. Гунки с этой точки зрения представляют собой любопытную картину введения в японский язык все еще достаточно чуждых иностранных элементов и нарушения в угоду им характерного строя японской речи: китаизмы выступают не только в лексическом облике, но и в синтаксическом строении фразы.
Кроме того, язык гунки характеризуется таким же смешением стилистических элементов речи — «изящных речений» и «вульгарных» выражений. Иначе говоря, в гунки можно найти и элементы языка хэйанских моногатари, и целый ряд простонародных слов. Это как нельзя лучше соответствует облику самого самурайства того времени: высшие слои были связаны с родовой знатью, те же Тайра, Минамото вели свое происхождение от рода самих императоров; простое же дворянство было тесно связано с народными массами, с крестьянством. В обиходе первых имели хождение изящная лексика и все изысканные обороты речи хэйанских аристократов; в среде вторых жил японский народный язык.
