Человек, который, подобно ей, верит во всеобщий порядок, в то, что существует целое, частью которого он является, что, будучи частью, он в то же время и целое, — такой человек не захочет играть в бога. Хотят только те, кто не верит.
Но она попалась и повернуть назад уже не могла.
— В этом сне вам приснится, что доктор Хабер желает вам добра, что он честен с вами и не пытается вредить вам.
Она подумала, что сказать еще, и добавила:
— И вам приснится, что чужаков уже нет на Луне.
Хоть эту тяжесть она снимет с его плеч!
— Утром вы проснетесь отдохнувшим, и все будет в полном порядке. А сейчас — спите!
Боже, она забыла велеть ему лечь!
Он мягко упал вперед и набок и лежал теперь теплой и неподвижной грудой прямо на полу.
Он весил не больше ста пятидесяти фунтов, но для нее это был все равно что мертвый слон. Она с трудом втащила его на диван — сначала ноги, потом плечи — и укрыла его спальным мешком, а он продолжал крепко спать. Пытаясь поднять его, она выбилась из сил. Сев за стол, она перевела дыхание. И стала думать, чем ей теперь заняться. Она убрала со стола, нагрела воды и вымыла посуду, потом разожгла огонь в печи. На полках нашлось несколько книг — детективов среди них не было. Жаль. Ей подошел бы сейчас детективный роман о русских. В последние годы правительство США больше не делает вид, что между Иерусалимом и Филиппинами нет ничего общего, поскольку это угрожало бы американскому образу жизни. Теперь можно купить игрушечный японский зонтик, индийские благовония, русские книги и многое другое. Человеческое богатство принадлежит всем — таков новый образ жизни, в соответствии с доктриной президента Мердля.
Роман, написанный автором, чья фамилия, оканчивалась на «евский», описывал годы чумы в маленьком городе на Кавказе. Не очень веселое чтение, но захватывающее.
Она читала с десяти до половины третьего. Все это время Орр спал не двигаясь, дышал легко и свободно. Время от времени она отрывалась от книги и смотрела на его спокойное лицо. Если ему что и снилось, то что-то легкое, беглое. После того как в кавказском городке все погибли, кроме одного умалишенного — его невольная пассивность перед неизбежным напоминала ей Орра, — она подогрела кофе, но у него был вкус щелока. Она выглянула из-за двери и прислушалась к шуму ручья. Невероятно, но это журчание длится сотни лет, начавшись задолго до ее рождения, и будет длиться, пока существуют горы. Самое странное — теперь, в абсолютной ночной тишине, в журчании ручья появилась какая-то новая нота, как будто где-то далеко, вверх по течению пели дети сладкими нездешними голосами.
