Он вытянул руки и посмотрел на них, потом закрыл ими лицо. «О, боже, — горько подумал он, — что я за человек? Слезы в моем возрасте! Неудивительно, что Хабер использует меня, да и как иначе? У меня нет ни силы, ни характера, я прирожденное орудие. У меня нет судьбы. Все, что у меня есть, — это сны. И теперь ими управляют другие. Я должен уйти от Хабера».
Он старался быть твердым и решительным, но в то же время он знал, что не сможет. Хабер прочно держал его на крючке и не на одном.
Хабер говорит, что такие необычные, подлинно уникальные сны представляют большую ценность для исследования, что Орр внесет большой вклад в сокровищницу человеческих знаний. Орр верил в искренность Хабера и знал, о чем тот говорит.
Научный подход оставался его единственной надеждой. Может, наука сумеет обратить к добру его странный и страшный дар, извлечь хоть какую-то компенсацию за причиненный им страшный вред.
Убийство шести миллиардов несуществующих людей!
Голова у Орра раскалывалась. Он налил в раковину холодной воды и на полминуты погрузил в нее голову. Вынырнул он красный, слепой и мокрый, как новорожденный.
Хабер удерживал его морально, но главный крючок, конечно, закон. Если Орр прекратит ДТЛ, он будет обвинен в незаконном пользовании наркотиками и заключен в тюрьму, — или в сумасшедший дом. Выхода не было.
Если он не успокоится, не станет ходить на сеансы и не будет подчиняться, у Хабера есть эффективное средство наказания: наркотики, подавляющие сновидения. Их Орр может получить только по рецепту Хабера. Теперь его еще больше, чем раньше, тревожила мысль о спонтанных, бесконтрольных сновидениях. В своем теперешнем состоянии, привыкнув к эффективным снам в лаборатории, он и подумать боялся, каким может быть эффективный сон без контроля и гипнотического внушения. Кошмар, еще худший, чем последний сон в кабинете Хабера, в этом он был уверен и не хотел этого. Он должен принимать лекарства. Он знал, что должен, но делать это можно, лишь пока позволяет Хабер, поэтому он вынужден сотрудничать с Хабером.
Он пойман. Мышь и мышеловка. Он бежит по лабиринту одержимого ученого, а выхода нет.
«Но Хабер не безумный ученый, — тупо думал Орр, — он вполне нормален. Только возможность использовать мои сны вывела его из равновесия. Он участвует в игре и наслаждается своей ролью. Он использует свою науку, как средство, но цели его благородны. Он хочет усовершенствовать человечество. Разве это плохо?»
