Тишину, которая наступает после этого, трудно вынести. Я молча смотрю на Бренду. Я, конечно, пытался вылечить ее изнутри. Это знание среди прочих передал мне Пиктон, когда вселился в моего медведя. Но я потерял ту легкость, с которой мог воздействовать на клетки тела. Во всяком случае, с Брендой у меня не получается. Может, в том, что я потерял свою силу, виноват возраст. Половое созревание направляет мою энергию на вещи, которые я не контролирую, вроде роста волос, ломки голоса и снов о девушках. Когда я пытаюсь мысленно проникнуть в тело Бренды, у меня не получается это так, как раньше… Итак, сегодня я пришел в больницу с ручкой. Я кладу ее на лист бумаги. И жду. Ручка – мой последний шанс. Раз я не могу исправить будущее, попробую изменить прошлое.
Вот уже десять дней я пытаюсь изменить пять секунд своей жизни. Пять секунд на пляже казино между последними словами Пиктона и тем моментом, когда воздушный змей проломил ему голову. Пять секунд, перевернувшие мою жизнь. Но они не поддаются ни стиранию, ни исправлению. Один я ничего не могу сделать. Мне нужна дополнительная энергия.
Я придвигаю стул к кровати и кладу на живот Бренды стопку бумаги. Сжимаю левой рукой ее запястье и кладу на бумагу ручку. Пожалуйста, помоги мне тебя разбудить. Хочу, чтобы ты вернулась. Стала такой, как раньше. Хочу, чтобы Пиктон не умирал и я не приходил к тебе за помощью. Даже если я снова превращусь в одного из твоих соседей, который не решается заговорить с тобой без повода. Ну и ладно… Я предпочитаю видеть тебя живой, пусть и не знающей о моем существовании, чем сидеть здесь и смотреть на тебя спящую.
Я отпускаю руку Бренды и закрываю глаза, уносясь мыслями далеко от этой больничной палаты, от этого солнечного дня.
Шторм набрасывается на моего XR9, заставляя его выделывать акробатические фигуры. Я всем телом чувствую его вибрацию через леер, которым он соединен с карабином в моих руках. Он свободен, как ветер, и всё-таки слушается меня беспрекословно. Потрясающее ощущение! Я вижу, что навстречу мне идет старик, с трудом удерживая равновесие при помощи зонта-трости, которая при каждом его шаге глубоко проваливается в песок. Не открывая глаз, я превращаю эту сцену во фразу, стараясь приноровить ритм слов, которые пишу вслепую, к ритму его походки.
– Нельзя запускать змея в такую погоду! Ты его сломаешь!
От его раздраженного голоса у меня дрожат пальцы. Я сразу уменьшаю несущую поверхность крыла и сматываю леер, чтобы вернуть XR9 на землю. Но внезапно одно крыло ломается, и змей, накренившись, стремительно летит вниз. Хрясь! Нос змея зарывается глубоко в песок прямо у ног старика.
