Уволили Чеснокова после того, как он пришел к главному врачу с двумя предложениями. Первое — учредить должность заместителя по анестезиологии и реанимации, которой в данной больнице в то время не было. Второе — назначить на эту должность Чеснокова.
В ходе оживленной и продолжительной дискуссии главный врач впечатлился настолько, что приказал изолировать Чеснокова в одной из палат приемного отделения и вызвать к нему психиатрическую бригаду.
Официальный диагноз шизофрении поставил крест на профессии. Шизофреникам нельзя работать реаниматологами, поскольку эта работа требует оформления допуска к работе с наркотическими средствами и психотропными веществами. А тем, кто стоит на учете в психоневрологическом диспансере, такой допуск никогда не выдадут. Шизофреник может списать всю отделенческую наркоту налево, а потом скажет, что он из-за своего психического заболевания не понимал, что он делает… И его за это никак не накажешь, потому что у человека — ОПД, официальный психиатрический диагноз. Пришлось Чеснокову уйти в поликлинику, физиотерапевтом.
— Парадокс! — удивлялись коллеги. — Десять лет чудил человек и никому до этого дела не было. А тут пришел к главному с умным предложением — и сразу же шизофреником стал!
Заметив, что доктор Сидоров постоянно хандрит, коллеги пристали с расспросами.
— Грустно мне, дорогие друзья, — отвечал Сидоров. — Потому что скоро все это (следовал взмах рукой) закончится. Для меня. Конец фильма!
Продолжать расспросы при таком ответе было невозможно и негуманно. Зачем уточнять? Ведь и так все ясно. Если человек не развивает тему, значит, так ему лучше. Да и окружающим тоже лучше. Это пациентам можно бодрым голосом нести пургу про чудеса химиотерапии и прочее разное обнадеживающее. С коллегами все гораздо сложнее. «Сколько осталось?.. Ну-ну… Ты это, держись…». Полный мрак, короче говоря.
Только диспетчер Мамалыгина осторожно спросила:
— Совсем все плохо, Леша?
— Совсем, — вздохнул Сидоров. — Полный песец и два соболя с горностаем в придачу.
Полный песец — это уже очень плохо, а два соболя с горностаем в придачу — хуже некуда. Всем стало ясно, что счет идет не на месяцы, а на недели.
Коллеги начали всячески беречь Сидорова. Водитель с фельдшером не давали ему касаться носилок, фельдшер таскал всю аппаратуру, включая и кардиограф, который традиционно положено носить доктору (если таковой на бригаде есть). Старший фельдшер Михайлова, которую за глаза звали Цербершей, после пятиминутки убила всех наповал — подошла к Сидорову, протянула листок бумаги и сказала:
