Петр отвел в сторону глаза. Захотелось увидеть Майку. Если бы она принимала участие в этом неприятном разговоре и если бы услышала все, то, быть может, сказала бы, как ему поступить. Ведь это об ее отце речь, о Максиме Каллистратовиче, который выгнал его из своего дома. Но Майка спокойно с кем-то разговаривала, и Петру вдруг показалось, что она вовсе забыла о нем, ей нет никакого дела до этого разговора, даже руку положила на плечо Голубовича, совсем как-то по-домашнему, интимно.
Сердце у Петра заныло.
— Хватит, насиделись! — бросил он тоном, в котором чувствовалась угроза.
— Поедем? — спросила Ванда, глядя на Петра влюбленными глазами.
— Извини… — попытался задержать его Анатолий. — Мы же не договорились.
Невирко развел руками, болезненно скривился:
— Ну что ты ко мне пристал? Что ты со своими съемками! Хватит с меня! — Он готов был грохнуть кулаком по столику. — Мы зашли отдохнуть, а ты цепляешься, цепляешься!
Глаза у Анатолия сузились, что-то нехорошее, даже злобное промелькнуло в них.
— Уважил бы Алексея Платоныча.
— Не о твоем отце разговор, а о Гурском.
— И о Невирко.
— За меня, Анатолий Алексеевич, не беспокойтесь.
Анатолий сжал губы, видимо подавляя в себе желание сказать что-то резкое. Нахмурясь, помолчал, и вдруг его рука потянулась к внутреннему карману. Достал сложенную газету, положил на стол.
— И это тебе безразлично? — спросил иронически.
Все склонились к газете. Фотография, на ней знакомые лица, сдержанные улыбки. Ванда обрадованно хлопнула в ладоши:
— Наш Петрусь! Точно! С монтагой!
Это был снимок, присланный из Лейпцига. Петр мгновенно вспомнил, как фотографировали их во время монтажа, как попали они и в объектив «своего» же, московского, фотокорреспондента — сметливого, быстрого в движениях товарища, который потом записал в свой блокнот, кто они, откуда, каким управлением посланы. Была и небольшая заметка под снимком, в ней упоминались Найда и Невирко.
— О тебе уже знают наверху! — усмехнулся Анатолий. — Тут честь надо беречь.
Жаль было отдавать газету, но Петр аккуратно сложил ее и вручил Анатолию. Сказал сурово:
— Если уж беречь честь, то без ваших фокусов-покусов!
— Гляди, гляди, — с легкой угрозой процедил Анатолий и направился к своему столику.
Виталий живо наполнил всем рюмки.
— Ребятки, не тушуйтесь! Я предлагаю выпить за гениальнейшего артиста кино, за нашего знаменитого Петьку Невирко! Ура!
Они стоя выпили и сквозь кипение зала и грохот оркестра двинулись к выходу.
