Парень усмехнулся широко. Спросил:
– А ты не врешь? Не обманываешь?
– Зачем же мне тебя обманывать! – возразила Елена.
– Зубы заговариваешь, чтобы я тебя отпустил, – объяснил парень. – Боишься, что придушу. Одежонку оберу, продам, пропью.
Елена засмеялась.
– Не пугай, – сказала она, – я тебя не боюсь, ничуть. Ты – не зверь, и душить меня тебе не за что. Одежонки на мне немного, сам видел, и продать ее тебе негде, сразу попадешься.
– Чего не продать! – сказал парень. – Продать всегда можно.
– А водки я тебе сама завтра принесу, – продолжала Елена. – Ты мне нравишься. Ты молодой, красивый. Я непременно хочу вывести тебя в люди. Непременно приходи сюда завтра.
Парень развалился на траве.
– Ладно уж, приду, – важно сказан он. – Только ты смотри, стерьва, не вздумай сюда людей привести. Меня не сцапаешь, я хитер, а сама получишь ножом в брюхо.
Елена опять засмеялась.
– Уж больно ты грозен! – сказала она.
– Вот и грозен! – куражась, говорил парень. – Нашему брату с бабой валандаться нечего: придушил да и дело с концом. Ну что, отпустить аль душить?
– Отпусти, миленький, – сказала Елена, целуя парня.
– Проси милости, стерьва! – закричал босяк. – В ноги кланяйся!
Елена покорно и неторопливо поклонилась в ноги босяку и повторила:
– Отпусти, миленький. И на одежонку не зарься, грош тебе за нее дадут, я завтра принесу гораздо больше.
Босяк заставил Елену еще несколько раз кланяться ему в ноги, дал ей целовать свою грубую грязную руку, – Елена все это делала покорно, и это ощущение рабской покорности нравилось ей.
Наконец босяк сказал:
– Ну ладно, так и быть, помилую. Иди, а завтра водки принеси побольше. Не придешь, – на дне моря найду.
Елена еще раз, уже по своей воле, поклонилась в ноги босяку и сказала:
– Спасибо, миленький, что отпустил, на одежонку мою не позарился. Так завтра не забудь прийти.
Потом поцеловала его в губы и пошла от него прочь. Отойдя несколько шагов остановилась, обернулась и крикнула:
– Миленький, хороший бы из тебя старец вышел.
Засмеялась и побежала. Парень хохотал и выкрикивал грубые слова.
XII
Вечером сквозь тюлевые занавески Елениной спальни процеживался желтовато-розовый свет. В озарении этого успокоенного света, напоминающего о том, что в этот час уже «ангелы-хранители беседуют с детьми», Елена всыпала пасходинский яд в бутылку с принесенною ею водкою. Елена смотрела, как медленно таяли в синевато-прозрачной жидкости тонкие кристаллики яда. Легкий загар ее лица казался нежным в лучах успокоенного света. На лице ее лежала такая задумчивая, кроткая заботливость, точно это была нежная мать, приготовляющая вкусный напиток для любимого ребенка.
