— Я возьму еще один, — говорит он, даже не удосуживаясь взглянуть на меня, его глаза прикованы к группе мужчин перед ним.
Смотрю на пустой бокал, не делая никакой попытки взять его.
— Простите?
Наконец, он смотрит на меня, его раздражение и неодобрение очевидны.
— Еще одно шампанское, — говорит он. — Ты говоришь по-английски?
Каждый мускул в моем теле напрягается, кровь ревет в ушах.
Когда я не отвечаю, он возвращается к остальным.
— Языковой барьер в наши дни переходит все границы.
Его слова уничтожают то, что осталось от моего драгоценного контроля, и у меня перед глазами все краснеет. Мой кулак приземляется на его лицо, сразу же отправляя его на пол.
— Как тебе такой языковой барьер, козел!
Присутствующие ахают от ужаса, и кучка людей спешит, чтобы помочь ему встать на ноги.
СиСи проталкивается сквозь толпу, ужас и смущение искажает ее черты. Она смотрит то на меня, то на мужчину, боль и неверие в ее взгляде.
— Что, скажи на милость, ты творишь?
На кончике языка вертятся слова объяснения, но вид презрения на лицах всех остальных заставляет меня закрыть рот. Никакое объяснение их не устроит, поэтому не буду даже пытаться.
Качая головой, я начинаю идти к двери, мои туфли стучат по паркету, пока все расступаются передо мной.
— Гейб, подожди, — кричит СиСи, выбегая за мной.
Я поворачиваюсь и опустошение, которое вижу на ее лице, уничтожает другую часть меня, ту, которую я берег только для нее.
— Что с тобой происходит? Как ты мог сделать такое? Именно сегодня.
— Он думал, что я чертов официант! Что я должен был делать? Не обращать внимания?
— Конечно, нет, но неужели было необходимо прибегать к насилию? Теперь моя вечеринка разрушена.
Вина наполняет меня, когда я вижу слезы, текущие по ее щеке, но это было неизбежно.
— Именно поэтому мне не надо было приходить.
— Почему ты так говоришь?
— Потому что я, бл*дь, не вписываюсь сюда, СиСи, и никогда не впишусь! — Сняв душный пиджак, я срываю с шеи галстук и бросаю его в открытое окно. — Ничего не выйдет.
Она смотрит на меня, боль и смятение написаны на ее лице.
— О чем ты говоришь?
— Я, ты, — указываю на бутик, — это. Разве ты не видишь? Это никогда не сработает. Мы слишком разные.
— Но мы подходим друг другу, помнишь? Ты и я. Нам хорошо вместе.
— Больше нет, Блондиночка.
— Не делай этого, — шепчет она, ее губы дрожат. Мне хочется протянуть руку, прикоснуться к ней, но я решаю не делать этого. Оттягивание неизбежного лишь ухудшит ситуацию.
— Прости.
