Поэзия Тракля – это во многом драма, разыгрывающаяся между сакральными реликтовыми энергиями и растленным нынешним родом, погрязшим в техницизме, экономизме и безудержном прагматизме. Хайдеггер решительно отсекает всякий намек на популярную трактовку поэзии Тракля как исповеди глубоко несчастного, впавшего в отчаяние сознания. Совсем напротив: германский мастер герменевтики видит подлинную и в высшей степени явственную суть этой поэзии как влекомой мощной устремленностью к просветленности. Всё существо и всё, написанное Траклем, лучатся влечением к сакральному измерению и гениально находят его в каждой малости бытия, раскрывая всю боль заброшенности и одинокости лучей и свечений этого исходного потока нам вести, ощутимой на пределе нашей уединенной внимательности. Внимательности к тому, что видят не только глаза.
«Сколь близоруко думать, будто певец "Песни Вечерней страны" – певец гибели и распада! Сколь половинчат и туп наш слух, когда другое стихотворение Тракля – "Вечерняя страна" – мы сплошь и рядом цитируем лишь из третьей, последней, его части, а среднюю часть этого триптиха вместе с подготовительной первой частью упорно пропускаем мимо ушей!» «Говорят о "глубиннейшей внеисторичности" Тракля. Что в этом случае понимают под "историей"? Если представление о прошлом, тогда Тракль действительно внеисторичен. Его поэзия не нуждалась в исторических "предметах". Почему так? Потому что его поэтическое творчество в высочайшем смысле исторично. Его поэзия воспевает судьбу той породы людей, которая забрасывает человеческий род в предстоящую ему его сущность, то есть спасает его».
Сторонники понимания поэзии Тракля как голоса из мрака часто ссылаются на болевые моменты ее мизансцен. Хайдеггер исчерпывающе показывает существо духовного, о котором современные литературные критики, вероятно, никогда и не слышали. Сущность духа у Тракля – огонь. «В качестве пламени дух есть атака, "добивающаяся невозможного" (букв.: "штурмующая небо". – Н.Б.) и "настигающая Бога". Дух гонит душу в промежуточность дороги, где она пускается в предварительное странствие». Дух и душа во взаимосвязке. Дух воодушевляет, а душа питает и охраняет дух. Пламя своей сути душа отдает духу. «Это пламя и есть жар тоски, "кротость одинокой души"». Пламя духа, дающее сакральное свечение, несомненно, жжет созерцателя. «Дух, созидающий "великую душу", является болью воодушевления». Величие души как раз и сказывается в способности к пылающему созерцанию. Вот почему «боль – милость Реальности всему сущему. <…> Таким образом, боль в качестве основной характеристики великой души длит свое чистое соответствие святости Синевы».
