Посейчас не сочли всех богатств и оружья:
Луков ханских, кольчуг и клинков в два закала.
Всех сокровищ не счесть – драгоценных каменьев,
Изумрудов и яшм, бирюзы, хризолитов,
Жемчугов – в них морей голубых отраженье,
Пёстрых раковин – волны гудят в них сердито…
Не хватало и слов, чтоб поласковей звать вас,
Вас, утеха моя, светлячки летней ночи,
Как я вас миловал, как любил рассыпать вас
Или лунам в воде горсть швырнуть прямо в очи!
Мне казалось тогда, будто в водных глубинах
Чешуи позолотою змеи играют
И что месяц-паук там соткал паутину —
И небес лучезарная сеть достигает.
…И ясна и тепла, заряницею мая
На постель из цветов шла ты в ночь, о услада.
И шептала мне робко, к груди припадая:
«О владыка мой любый, мой Лель ты, мой ладо!»
А потом вдруг со смехом впивалась мне в тело —
Как на берег волна, на него набегала,
Моё сердце в груди клокотало и млело,
Ты волос ароматом меня опьяняла.
И от тайн благовонных туманились очи,
Губы жадные жадно вбирали лобзанья,
Ум мутился от счастья. И не было мочи
Оторваться, любви погасить полыханья.
И я бился в сплетеньях, как в неводе рыбы,
И, объятьями скован, горел нетерпеньем,
Содроганья, касанья, извивы, изгибы,
Боренье, горенье, подъёмы, паденья…
…А потом тяжело, но как сладко дышалось.
Я лежал: надо мною – лишь звёзды-мерцалки,
На озерах заводят песнь-плач дивьи жёны,
А в лесах на ветвях спят ночные русалки.
И всё думалось-снилось, что будто б уж лада
Зачала и несёт в своем чреве мне сына,
И что удаль мою унаследует чадо,
Как наследовал я у отца-исполина.
Был бы ты, Светозарич, владыка владыкам!
Воевода перунов! Князь во Златограде!
Вихорь мой Ураганович, Витязь великий!
В златоверхой тиаре, в багряном наряде!
Злая мать ещё в чреве похитила сына,
Унесла мою гордость, надежду, опору,
И родишься на свет на немилой чужбине.
Сын святой мой, родишься с печатью позора!
А то бросит (как знать?), будто сучий помет ты,
Будешь жить ты в бесславье, по людям скитаться,
И проклянешь отца, и не будешь знать, кто ты,
А враги станут зло над тобой насмехаться.
…Помню, отроком был я в отцовской палате;
Нам послы принесли тайно весть от хозаров:
Три волхва, мол, пошли на поклон в хлев к дитяти,
Те волхвы – Мельхиор и Кае пер с Бальтазаром.
А дитя безымянно! И все хохотали,
И смеялся отец мой хмельной незлобиво.
«Чудеса в решете, – говорил он. – Видали?
Князь в хлеву! Средь скота? Ай да дивное диво!»
Ты б лежал в колыбели из белого пуха.
Ты б сосал, Светозарич, лебяжий перси.
Мой хоробрый, всю силу отважного духа
