Он прогнал свою музу. Швырнул ей за дверь
Простонавшую струнами жалобно лиру.
Он один. Взял block-not
[110]: сорок пять за квартиру,
Три-пятнадцать – бельё… «Впрочем, нет, не теперь».
Хорошо отдохнуть. «Наконец я один».
Пошагать, посвистать, позевать что есть силы…
– А то вечно над рифмой сидишь, как кретин!
(Разве вылить в вазон с олеандром чернила!)
«Да. А всё-таки с деньгами надо решить:
Сто у Бухова. Только не даст, вот скотина.
Если даст… хорошо. После? – После служить.
Да, но где? – Ну и жизнь, ну и подлая тина!»
И поэт зашагал: от угла до угла
Проводил дьягонали
[111] ногами.
Сумрак тьмою сменён. Ночь пришла и ушла;
Эос глазки протёрла перстами.
Догорала свеча. А поэт всё шагал.
Что он думал – пусть будет сокрыто.
Робкий
[112] голос за дверью вдруг тихо сказал:
«Это я». И рыданья послышались чьи-то
[113].
И вдруг сердца опять обмоталися нити.
А за дверью, сквозь слёзы: «Ты будущий Фет…»
И сказал он устало: «Войдите».
