Блин, даже стыдно стало. Размечтался, как юнош с горящим взором. В конце концов, я Леха Иванов или галантерейщик Бонасье? А? Леха?! Вот то — то и оно. Эх, жизнь…
Чтобы хоть как — то скоротать томительное течение времени, и избавиться от невеселых мыслей, принялся тренироваться — строить перед собой разученные раньше плетения. И пусть сейчас я не могу их наполнить маной, моих усилий хватает только на так сказать «подсветку — визуализацию» плетения, но я верю, что совсем скоро это долгожданное время наступит. Должно наступить. И вот тогда — то уж я… М — да… Я спасу тебя Франция! А пока, как говорил наш капитан Аймурзин, заставляя нас в сотый раз разбирать и собирать автомат подрагивающими от усталости руками, доводя наши движения до полного автоматизма: «Учите матчасть, товарищи бойцы!».
И время полетело быстрее. Во второй половине дня постепенно проснулись и поднялись остальные члены отряда, кроме командира, которого я сменил. Кстати народ, увидев наливающийся синевой бланш под начальственным глазом (тот «светил» хорошо, даже в полумраке Убежища) и узнав у меня причину его появления, принялся дружно ржать. В прочем, веселье было не долгим и продлилось ровно до того момента, пока открывший глаза Кот не объявил, что в следующий раз будить на смену Непутевого будет самый веселый из присутствующей компании ве6сельчаков. Народ проникся. Хихиканье и смех как отрезало.
К вечеру непогода, закончилась. Шедший почти сутки снег прекратился, а ветер прогнал тяжелые свинцовые тучи за горизонт, явив нам чистое голубое небо и заходящее солнце, что своими прощальными лучами заставило заискриться лежащий на карнизах оврага снег. Красиво! Я даже на время забыл, где нахожусь. Начало смеркаться. Малиновый закат, что намекал на ясную и морозную ночь, потихоньку потух, уступив на небе место зажегшимся звездам и хороводам созвездий. Ночь вступала в свои права, моё долгое дежурство закончилось. Размяв затекшие мышцы, я уступил свой пост сменщику, им оказался Сит и пошел к остальным, собравшимся перекусить сухарями и сушеным мясом.
Во время ужина, Сэм и Лит с трудом держали морды — лица серьёзными. Всё поглядывали на меня с десятником и давились смехом. Как дети малые, честное слово! Ну не знаю я, как так получилось, не знаю! Вроде и отмахнулся спросоня не сильно, а знак неуставных отношений под глазом десятника уже наливается лиловым цветом. Сам же глаз закрылся и опух. М — да, просто классика жанра про Штирлица— чудо опухло и мешало ходить. Блин, захочешь, специально так не сделаешь, а тут, поди ж ты!
