Он открыл дверь и выглянул наружу слезящимися от недосыпа глазами.
– Закрыто до двух часов, – сказал он. – В два утренник. Тогда и приходи. Места любые.
И захлопнул дверь. Которая, ударившись о башмак Достабля, тотчас отлетела назад и стукнула Безама по носу.
– Я по поводу специального показа «Клинка страсти», – сказал Себя-Режу Достабль.
– Специального показа? Какого еще специального показа?
– Того специального показа, о котором я пришел поговорить.
– Никаких специальных клинков страсти мы не показываем. Мы показываем «Увлекательные…»
– Господин Достабль сказал, что вы показываете «Клинок страсти», – пророкотал чей-то голос.
Достабль прислонился в дверному косяку. Во дворе показался огромный обломок скалы. Судя по всему, в него лет тридцать без перерыва палили стальными ядрами. Скала согнулась пополам и нависла над Безамом.
И тот узнал Детрита. Все узнавали Детрита. Такого тролля трудно забыть.
– Да я слыхом не слыхивал…
Себя-Режу Достабль, ухмыляясь, вытащил из-под полы большой жестяной футляр.
– А это афиши, – сказал он, извлекая из футляра толстый белый рулон.
– Господин Достабль велел расклеить на стенке несколько штук, – с гордостью сообщил Детрит.
Безам развернул афишу. Выполненная в едко-слезоточивых тонах, она изображала Джинджер с надутыми губками и в весьма облегающей блузке, а также Виктора, который одной рукой вскидывает девушку на плечо, а другой отражает натиск целой коллекции чудовищ. И все это на фоне извергающихся вулканов, бороздящих небо драконов и пылающих городов.
– «Движущаяся Картинка, Каторую Не Сумели Запретить! – неуверенным голосом прочел Безам. – Апаляющие Приключения на Пылающей Заре Новаго Кантинента! Мущина и Женщина в Ахваченном Бизумем Мирре! При Участии **Делорес де Грехх** в роли Женщины и **Виктора Мараскино** в роли Коэна-Варвара! ПРЕКЛЮЧЕНИЯ! АПАСНОСТИ!! СЛАНЫ!!! Скоро в синозалах!!!!»
Безам перечитал афишу.
– А что это за де Грехх в звездочках? – подозрительно спросил он.
– Это – суперзвезда, – ответил Себя-Режу Достабль. – Потому-то мы и поставили столько звезд – видишь? – Он придвинулся ближе и понизил голос до свистящего шепота. – Говорят, она – дочь клатчского пирата и его непокорной, строптивой пленницы, а он – сын… этого… как его?.. бунтаря-волшебника и вольной цыганки, танцовщицы фламинго.
– Вот это да! – невольно вырвалось у потрясенного Безама.
Достабль мысленно похлопал себя по плечу в знак одобрения. Он и сам изумился собственной выдумке.
