— Нет, — сказал я.
— Может быть, в этом и дело? — спросил Виталик. — Тебе говорили, что миллионы разумных до тебя пытались пройти по той же дороге, и ни хрена у них не получилось, а ты все равно прешь вперед с уверенностью танка, которая непонятно на чем основана?
— И на чем же, по-твоему, она основана?
— А не приходила ли тебе в голову мысль, что вот эту страсть, вот эту одержимость тебе сама Система в голову и вложила? — поинтересовался Виталик.
— Зачем бы ей это?
— Да хрен знает, — сказал Виталик. — Ну, требуются ей определенные типажи, например. В то числе и фанатик, занятый борьбой с ветряными мельницами. И эта твоя борьба на самом деле преследует совсем другую цель. Или вообще никакой цели нет, Системе просто надо было тебя чем-то занять.
— А он? — спросил я, ткнув пальцем вперед, где Ричард разбирался с очередной порцией хтони.
— Тупо часть квеста.
— Так нет же никакого квеста.
— Есть, просто он скрытый.
— Вот теперь я верю, что ты разведчик, — сказал я. — Ты сам-то в это фигню веришь?
— Не особо, — вздохнул Виталик. — Но, сам посуди, в этом есть что-то странное. Ты — молодой, относительно, и если не принимать во внимание голову, здоровый, а вокруг тебя новый неизведанный мир, полный бесконечных, сука, возможностей. Что тебе эта месть? Чего ты с ее помощью хочешь добиться? Неужели ты не мог бы найти себе занятие поприятней?
— Как, например, какое? Не говоря уж о том, что это мир бесконечных возможностей свернуть себе шею.
— А я знаю, какое? — сказал Виталик. — Мог бы путешествовать или завести семью…
Я посмотрел вокруг. Мы как раз добрались до того места, где Ричард разделал очередную порцию демонов, на полу валялись изрубленные тела, стены были забрызганы кровью, а с потолка местами свисали чьи-то кишки.
— Семью, значит, — сказал я.
— Не здесь же, — сказал Виталик. — Наверняка в Системе есть и стабильные миры, где вот это вот все сведено к минимуму.
— А еще можно качаться и всех нагибать, да?
— Как, сука, вариант.
— И чем бесконечная война лучше того, чем мы сейчас занимаемся?
— Война — это только опция, одна из многих, — сказал Виталик. — Ты еще молод, условно бессмертен и перед тобой тысячи дорог. Зачем же ты выбрал самую темную и кривую?
— А ты? — спросил я.
— Это другое, не сравнивай, — сказал он. — Я, сука, мертвец. Я не чувствую запахов, не чувствую вкусов, практически не чувствую боли, я жру сырое мясо, причем лучше бы оно было теплым и живым, и все, что у меня осталось — это насилие. У меня, по сути, и выбора нет.
