Широкими лилово-пурпурными одеждами, украшенными рисунком, он напомнил Фелисити папу Рэнкина. Лицо смуглого человека было неподвижно, только взгляд менял направление, он падал то на пленников, то на два десятка человек, собравшихся в зале. Повинуясь его воле, толпа затихла, подавленная пронизывающим, как осенний ветер, холодом, исходившим от этого человека.
Над ним висел гобелен с изображением козлиной головы и знаков Зодиака. Потайная подсветка ткани производила странное впечатление: глаза чудовища вспыхивали, оживая; казалось, они все видят и понимают.
Люди распростерлись ниц, бормоча непонятные заклинания. Лишь тогда Фелисити поняла, что они находятся в какой-то церкви, только здесь служат не Богу. Здесь не возникало чувство покоя и безопасности, как в папиной церкви. Здесь царили холод и яростная злоба, исходившая от безобразной головы козла, наделившей своей властью того единственного человека, на котором была одежда.
Фелисити взглянула на Эдриена: расширенные от ужаса глаза, крик, заглушенный кляпом. Священник — именно им был человек в ризах — медленно обернулся, его губы сложились в подобие улыбки. Он встал позади Эдриена, держа в каждой руке по предмету. В левой — нечто вроде чаши из черного металла, в правой — длинный нож. Сталь клинка утратила первоначальный цвет, как если бы долго лежала в сырости и заржавела. Господь смилостивился над девочкой: она не узнала пятен свернувшейся и засохшей крови.
В комнате опять стало темней, однако вышитая козлиная голова была хорошо видна, особенно отвратительные красные глаза, устремленные на алтарь. Страшный холод сковал Фелисити. Она не понимала, что происходит. Она только знала, что эти люди хотят причинить зло ей и брату. А она обещала маме присматривать за ним!
Эдриена повернули на бок, так что он едва держался на краю помоста, чаша оказалась под нежным детским горлом, нож — занесен. Гул голосов постепенно нарастал, пока не стал подобен реву толпы на рок-концерте: крови… крови… дай нам крови!
Фелисити смотрела и не верила своим глазам; надрез — и кровь фонтаном брызнула в подставленную чашу, немного пролилось мимо и закапало пол. Разве это дергающееся тело — ее братик? Такого просто не может быть.
Это дурной сон. Вот сейчас она проснется и увидит у своей кровати маму, с тревогой заглядывающую ей в лицо: "Тебе нехорошо, милая, я принесла тебе аспирин, а завтра можешь не ходить в школу. И мы попросим доктора Вудворда прийти посмотреть тебя".
