Фрэнсис остановилась. Инстинкт подсказывал, что надо повернуться и бежать обратно что есть сил. Но она не могла оставить Пенни одну в таком месте. К тому же дети в самом деле были здесь.
Пенни продолжала идти вперед. Фрэнсис направила луч фонарика под ноги. Рельсов там не оказалось, один голый камень, за долгие годы отполированный подошвами до гладкости. И своды здесь были ниже. Она с испугом поняла, что это не трамвайный туннель. Должно быть, они где-то ошиблись поворотом и оказались в незнакомой части подземелья. Ей стало не по себе. Но она должна вернуть Пенни.
Впереди над головой забрезжил свет, но не резкий от фонаря или электрической лампы, а мягкое желтое свечение, такое тусклое, что едва было видно. Свеча!
Они сидели на земле в кружок у свечи, прилепленной к плоскому выступу скалы. Скала служила им столом, на котором лежали корки хлеба и кучка то ли яблок, то ли луковиц.
— Вот, — Пенни Марстон показывала на людей, — что я тебе говорила? А ты не верила!
Фрэнсис почувствовала озноб. Их было восемь: семеро детей обоего пола, старшему не больше двенадцати; единственный взрослый склонился над ними, как бы опекая. Повадки мужчины — то, как он сердито ворчал, как жадно хватал еду, — привлекали внимание Фрэнсис. Она стала разглядывать его: асимметричное лицо в морщинах, такое бледное, будто лучи солнца никогда не падали на него, слишком близко посаженные глаза, крючковатый нос со злобно раздувающимися ноздрями, густые щетинистые усы, черные обломанные зубы. Его одежда превратилась в лохмотья, из прорехи на рубахе вылезала свалявшаяся шерсть, штаны заправлены в изношенные кожаные гетры, а на ногах было нечто вроде грубых деревянных башмаков.
Фрэнсис показалось, будто она перенеслась в прошлый век… однако все выглядело таким знакомым. Она напрягла память, силясь вспомнить, где видела все это раньше. А когда вспомнила, похолодела от ужаса. Этот человек был почти точной копией восковых фигур — той, что стояла у стены в забое, или той, что склонилась над перегруженной вагонеткой. Дети как будто пришли сюда прямиком со стендов шахтерского музея, только эти двигались и болтали, испуганно замолкая каждый раз, когда мужчина смотрел на них.
От них шел затхлый, едкий дух, похожий на запах мочи и пота, вид у детей был хрупкий и болезненный. Один мальчик закашлялся, и Фрэнсис вздрогнула. Внезапно она почувствовала, что надсмотрщик разглядывает ее в упор. Однако в глазах под кустистыми бровями не было удивления, только гнев.
