– Ты ничего не можешь сделать, – ответил он. – Разве что дать мне все, чего я хочу.
Матильда едва сдерживалась, чтобы не взорваться от злости. Ей хотелось вскочить и крикнуть ему в лицо, что он может вымещать зло на ней, но не на их сыне.
Но она промолчала.
Ведь ей некого было винить, кроме себя. Ей тогда следовало отложить свои страхи и сказать ему правду.
Матильда сделала глубокий вдох, чтобы немного успокоиться, но ее легкие тут же наполнились волнующим ароматом лосьона после бритья, и она могла думала только о том, как приятно пахло от Энцо.
Господи, что за мысли лезли ей в голову.
То утро, когда ей пришлось поднимать Саймона и отправляться в дорогу, было само по себе небольшим кошмаром, особенно после бессонной ночи.
Генри держался отстраненно, когда прощался с ребенком и с ней. Он не предложил ей никаких слов утешения и даже не обнял ее. Просто кивнул и сказал, что увидится с ней позже.
У Матильды возникло такое чувство, словно он прощался с ней навсегда.
Ее сердце пронзила знакомая боль. Явное равнодушие Генри заставило ее почувствовать себя снова десятилетней сиротой, навязанной тете и дяде, которые были слишком заняты собственным потрясением и скорбью, чтобы найти для нее слова утешения.
Они приняли ее в свой дом, но Матильда в глубине души понимала, что они никогда не хотели детей. И они не хотели ее.
И сейчас она тоже оказалась никому не нужной.
Матильда стиснула зубы, решив не злиться на Энцо и оставить прошлое, которое он разворошил, в прошлом. Прежде всего, ей следовало думать о сыне и о том, что будет лучшим для него.
Не поднимая глаз, она продолжала смотреть на свои руки, чтобы не встречаться взглядом с Энцо, сидевшим напротив и наблюдавшим за ней подобно ястребу. Но в его золотисто-янтарных глазах также полыхала страсть.
Он хотел ее, независимо от того, каким ледяным тоном разговаривал с ней.
И она при случае могла бы воспользоваться этим.
– Итак, – заговорил Энцо, когда понял, что не дождется от нее продолжения разговора. – Расскажи мне все, что я должен знать о своем сыне. И, дорогая, когда я говорю – все, это значит – все.
– Хорошо, – стараясь не выдать охватившее ее волнение, кивнула Матильда. – С чего мне начать?
– Может, с самого начала? С того самого момента, когда ты поняла, что беременна, и решила ничего не говорить мне.
Он сказал, что не простит ее, и явно собирался сдержать свое слово.
Так что ей просто придется смириться с этим.
– Хорошо, – согласилась Матильда и начала свой рассказ.
