— Завтра нас всех сволокут на так называемую свалку истории.
— Как?.. — потерялся сразу генерал.
— Очень просто: мы уже сегодня никому не нужны. Ведь войны-то больше нет.
— Позвольте! А родина? А Россия? — запальчиво вскочил генерал.
— Ну, они будут только рады.
— Кто?!
— Родина и Россия — это, видите ли, живые люди. Они просятся домой, они хотят мира, им не нужна эта война.
— Странно слышать от господина офицера…
— Ну, какой я офицер! Вообще не знаю нелепее этой профессии. Война стала делом средней руки математиков и неудачливых инженеров. Скучно и никакой героики. Понимаете?
Генерал тупо молчал. Прапорщик Вильде выставил из затянутого сумерками угла бородатое, насмешливое лицо.
— Вообще дело разрушения — самое несложное дело. Кретины и идиоты больше подходят для этого занятия. Вдохновения нет, нет идеи войны. Понимаете?
Прапорщик Вильде как бы сочувственно оглядел осевшего в кресле маленького генерала. Кончики губ его самодовольно закачались.
— Вы можете ехать сажать цветы, генерал. Советую вам переменить профессию.
«Ах ты наглец!» — сказал про себя генерал и рванулся в кресле, сразу обессилевая от нахлынувшего гнева.
В столовой зазвонили в сковороду — сигнал к ужину. Генерал облегченно поднялся.
— Заболтался я тут с вами, — сухо бросил он, — идемте-ка.
Они вышли в столовую. Там, негромко переругиваясь между собой, штабные «холуи» Япошка и Наполеошка накрывали стол. У входа, спиной к горячей печи, вытянулся Мариша. Медленно ходила над столом только что зажженная лампа, отражая тусклые блики на высоких резных спинках кресел. Глубокой синевой отсвечивали окна в сад.
С глухим откашливаньем в столовую шагнул начштаба. Он посмотрел в красное, надутое лицо генерала и забасил недовольно, не обращаясь ни к кому:
— Кругом митингуют. На позициях сплошь митинги, на кухне у нас Япошка с Наполеошкой бунчат целые дни. Недоставало еще, чтобы и господа офицеры занялись тем же.
Прапорщик Вильде не замедлил откликнуться:
— А что вы думаете? Конечно, недоставало. Сидим мы тут на усадьбе и думаем отмолчаться. А ведь какие идут часы, какие наступают события!
Вильде пошлепал ладонью по стенке «глубокоуважаемого шкафа» (так называл он старинные высокие часы в столовой) и продолжал приподнято:
— Над фронтом взошла комета, она горит кровавым огнем, видна днем и ночью. Она имеет форму вопросительного знака и читается так: «За что?» За что, за кого, за чьи интересы я воевал? — спрашивает солдат. Все ищут ответа на этот вопрос. Вот отчего споры и разговоры разливаются по фронту. И пусть себе спорят и разговаривают. Только так и отыскивается истина. Как же иначе?
