Я обнял Пат и спросил:
— Ну, как дела, малышка?
Она прижалась ко мне:
— Герман, я очень боюсь. Прошу, если можно, уведи меня, забери меня отсюда. — Она заглянула мне в глаза и спросила: — Ты по-прежнему мне веришь? Несмотря на факты и на то, что пишут обо мне газеты?
— Да, я тебе верю.
И тут она тихо сказала:
— Я счастлива, я счастлива…
Рот у нее нежный и мягкий. Для того чтобы поцеловать ее, мне не приходится наклоняться… Совсем как с Мирой…
Пат очень красивая, очень красивая.
Я вдруг понял, что сравниваю их. Да, они сложены почти одинаково. Если бы не цвет волос и веснушки Миры, их можно было бы принять за близняшек.
— Ты знаешь Миру Велл? — спросил я.
— Нет, — сказала она, и я почувствовал на своей щеке прикосновение ее волос.
— Она наша привратница.
— А… блондинка? Я вспомнила ее, — пробормотала Пат. — Довольно красивая женщина.
— Да? Ты с ней когда-нибудь разговаривала?
— Никогда.
— Она никогда не была у нас в квартире?
— Вроде нет. А почему ты про нее расспрашиваешь, Герман?
Я стал рассказывать:
— Видишь ли, Джим пытался узнать, не звонила ли ты этому Кери, а она отказалась дать ему эти сведения. Кстати, судя по счетам, из нашей квартиры по крайней мере два раза в сутки кто-то звонил по телефону 17-36-46…
— Это номер телефона Кери?
— Да.
— Но я не звонила ему, Герман. Поверь мне, я никогда раньше не видела этого человека и не могла ему звонить.
— И еще. Помнишь, у тебя было домашнее платье из бледно-зеленого шелка?
— Да.
— Где оно сейчас?
Она потерла лоб:
— Я не могу сейчас вспомнить.
Я сжал ее руку:
— Подумай, подумай хорошенько. Ты должна вспомнить, где оно.
— Ах да, я же его отдала. Ну конечно, я вспомнила. Ко мне пришла женщина и сказала, что собирает вещи для бедных. Я отдала ей это платье и некоторые другие вещи, которые мне были не нужны.
— Это была мисс Велл?
— Привратница?
— Да.
— Нет, это была не она. Очень приятная, совсем седая старушка. Кроме платья я отдала ей немного белья, чулки и мое старое манто. Оно только зря висело в шкафу. — В уголках глаз у нее появились слезы, и вдруг, ткнувшись мне головой в грудь, она сказала: — Герман, мне здесь не нравится… Я, конечно, храбрюсь, но мне страшно…
— Успокойся, — сказал я. — Это очень важно. Скажи, потом ты когда-нибудь видела эту старуху?
— Нет, больше не видела.
Мы помолчали, и я спросил:
— Этот подлец, ну, официант Майерса, никогда ничего тебе не предлагал?
— Нет, но он несколько раз… как бы это сказать… намекал, что ли.
— А точнее?
