— Ну?
— Так что, когда Эдвин проповедовал, я был совсем рядом…
— И что?
— … и сделал нечто такое, что до сих пор мне никогда не удавалось.
— И что же?
— Сосчитал у Эдвина зубы. У него их тридцать шесть.
Тинн меня просто поражает. Жаль, что в такой большой голове так много места пропадает зря. Не выдержал и прямо спросил его, как он собирается остаться трезвым в пятницу на вечеринке. Леонард обожает вечеринки.
— Что ж, — сказал он, — как раз недавно мама нашла для меня алкоголь совершенно без пива. Принесу себе пару бутылок. Зачем нам, трезвенникам, смущать всех остальных?
Только придя вечером домой, сообразил, что он сказал. Алкоголь без пива? Очень надеюсь, что он хотел сказать наоборот. Пусть так оно и будет! Ну, пожалуйста!
(Не то, чтобы я думал, что в этом нет ничего предосудительного).
Четверг 6 марта
(То есть в гомосексуализме).
8:30
Сегодня не до дневника. После работы надо будет закупить всё для вечеринки, пока народ не пришёл на домашнюю группу. Не хочется оставлять всё на завтра. Только что звонила Норма Твилл. Сказала, что сегодня у неё собеседование на кондитерской фабрике, куда она пытается устроиться, и попросила за это помолиться. Пообещал, что непременно помолюсь, но только попозже, потому что сейчас надо бежать на работу.
22:00
Во время группы произошло такое, что и записывать-то стыдно. У дяди Ральфа одно-единственное оправдание: он не знал, что у нас в гостиной как раз идёт молитва. Только мы принялись за колено Дорины Кук (то есть, не схватились за него, а начали за него молиться), как внезапно дверь в прихожую приоткрылась, в щель просунулась рука, в которой болталась пара пластмассовых глянцево-розовеньких женских ножек, и чей-то голос произнёс с опереточным французским акцентом:
— Voluez-vous jig-a-jig?
Энн молниеносно вскочила, вытолкнула руку назад в прихожую и скрылась вслед за нею, плотно прикрыв за собой дверь.
Из-за двери послышалась короткая, но яростная словесная перепалка, которая велась приглушённым шёпотом, а затем всё смолкло. Почти на сто процентов уверен, что ножки заметили все до одного. А уж голос точно был слышен всем, в этом я абсолютно не сомневаюсь.
Возникло неловкое молчание. От стыда не смел поднять глаза, а на лице у меня, наверное, можно было поджарить яичницу.
После этого сосредоточиться на колене Дорины Кук было довольно сложно. Через пару минут Энн вернулась и извинилась за дядю Ральфа. Сказала, что в наказание оставила его без ужина и отправила спать. Все кроме четы Флашпулов засмеялись и сказали, что ничего страшного не произошло, но было видно, что народ всё ещё пребывает в лёгком шоке.
