— Ой, Адриан, садись скорее, — засуетилась Китти. — Пока рогалики не остыли.
— Вот тебе и чаёк, — подхватил Билл. — Давай, садись вот здесь, у огня и расскажи, как там наш проказник Джеральд.
— Ох, уж этот Джеральд! — довольно засмеялась Китти. — Хи-хи-хи!
Рассказал им про Рождество, про тётушку Марджори и дядю Ральфа, про новую музыкальную группу Джеральда. Они кивали головами, тихонько светились изнутри и снова кивали.
— Ну а сам ты как? — спросил Билл. — У тебя что новенького?
Рассказал им о том, что в пятницу собираюсь идти благовествовать.
Китти расплылась в счастливой улыбке.
— Какой же ты молодец! — воскликнула она. — Значит, хочешь рассказать людям о нашем дорогом Господе Иисусе? Он будет очень доволен!
Внезапно почувствовал себя маленьким и слабым. В горле у меня запершило, а к глазам подступили слёзы.
— Всё совсем не так, — выдавил я из себя. — Никакой я не молодец…
— Ну конечно, молодец, — вмешался Билл. — Знаешь, как сильно Бог тебя любит? До смерти, вот как — значит, ты и вправду молодец! Давай-ка, съешь ещё рогалик и не говори глупостей.
Ушёл от них с приятным чувством сытости.
Группа сегодня была хорошая. Только в конце Дорина Кук сказала: «Я хотела с вами поделиться, чисто конфиденциально и исключительно для молитвы: вы уже слышали про Реймонда?», но Эдвин тут же мягко остановил её и попросил не сплетничать.
Снова приходили мистер и миссис Флашпул. Опять всю дорогу молчали. Только когда Джеральд предложил миссис Флашпул чашечку кофе, она сказала: «Нет, спасибо. Раньше во плоти я употребляла, но сейчас уже нет».
Перед сном спросил у Энн, почему она так неохотно согласилась позвать их на ужин. Она медленно покачала головой и сказала, что не знает. Странно…
Интересно, что Дорина собиралась рассказать нам насчёт Реймонда?
Пятница, 17 января
Глупая, бестолковая молитва. Весь в холодном поту. Сначала попросил Бога дать мне знамение насчёт того, что вечером всё пройдёт удачно. Потом вспомнил отрывок, о том, что знамения ищет «род лукавый и прелюбодейный», и мне стало стыдно. Потом вспомнил, что Иоанна Крестителя тоже одолевали сомнения, когда он сидел в тюрьме, и слегка приободрился. Потом вспомнил Фому Неверующего, и мне опять стало стыдно, но потом вспомнил Гедеона с его овечьей шкурой и снова повеселел.
Так бы оно и продолжалось, если бы Энн не крикнула снизу, что пора идти на работу.
Джеральд оставил мне крохотный серебряный значок в виде креста и записку: «Доброй охоты, Маугли!»
