Теперь только его портрет смотрит жадно и злобно, — как я обдираю в каюте с дивана красный плющ.
Дырявое красное полотнище, связанное узлами, волочится за мной.
На обломке фок-мачты раздулось, затрепало мое красное знамя, мой сигнал бедствия…
Ночью острый голод сжал мне желудок, стальным, утыканным иглами, кулаком.
Ночь стояла зеленоватая, прозрачная.
Иней отблескивал на палубе. Вся шхуна серебрилась от нежного снега. Мои следы печатались на тонком снегу.
У камбуза в провиантском чулане я, как крыса, протискался между досок. Там я нашел мешки с крупой, с рисом, бочки с солониной. Упав на живот, кусками ел я из бочек скользкое, жилистое мясо, промокшее и мерзлое, — до боли в челюстях.
От жадности урчал. Все стащить к себе, — в тепло, — меха, паклю, брезент, дрова, мешки, бочки — все…
Я сновал от провиантской в машинную. Я работал бесшумно, быстро, задыхаясь. Белые половицы почернели от моей суеты.
А ночь была, как видение, — зеленоватая, странно-светлая.
Близко у борта плыли ледяные горы. Качались высокие льды, тоже прозрачные, как видения.
Брезенты я искал в другом конце корабля. Там на палубе еще лежал нетронутый снег.
И там, на снегу, я вдруг увидал след босой ступни. Я не был тут…
Призрак ходит по кораблю. Может быть, мертвецы океана встали в эту прозрачную ночь.
Блеснул вдруг багровым зиянием огонь, загремел выстрел.
Пуля провизжала, дунув горячим воздухом по волосам.
На капитанском мостике Петерсен.
Его большая, как будто прозрачная паучья голова повернута ко мне, его широкие глаза точно дышат, вздута вилка жилы на лбу, ветер шевелит жидкие волосы. Одна нога в коневом сапоге, другая босая.
Тускло светит в руке парабеллум.
Я поднял над головой руки, крикнул:
— Сдаюсь!
А Петерсен вдруг усмехнулся и подмигнул.
— Капитан, что с вами? — сказал я, вставая. — Я не бунтовщик, не призрак, не вор, — ваш плюш пошел на сигнал… Теперь нас будет двое.
— Уйди, — завыл Петерсен.
Зазиял огонь, пуля, шипя, впилась в железную стенку…
Брызги огня, гул, щелканье пуль погнались за мной.
Капитан сбросил сапог, он бегал за мной босым… Мягкий топот зверя… Капитан сошел с ума. Все призраки океана, все видения сумасшедшие воплотил для него один я.
Безоружный, я защищался поленьями, железными болтами, бревнами.
Я раскачал с силой обломок треснувшей мачты, швырнул в туман, к рулю. Бревно с грохотом заковыляло по палубе. Грянул выстрел огнем вверх. Визг донесся снизу из океана. Петерсена сбило бревном.
Он повис на красном винте, над водой, он распластался, как черный паук.
