Он бросился звонить доктору, чтобы пожаловаться на своевольную даму, но тот поднял его на смех:
— Все элементарно, дорогой кандидат наук! Вам приснился ваш собственный угрюмый фантом, а не действительный символ памяти. На самом же деле память, э-ээ... прекрасна и плодоносна. Все в ней сложно и многопланово. Тут скорее подошла бы раскрывающая объятия оптимистка с полотен Рубенса! А вот за то, что пытаетесь взять след, хвалю. Рекомендую применить следующую методику. Постарайтесь любой ценой уснуть в начале ночи. Хватите стакан водки, наконец! Вы, конечно, скоро проснетесь, но путь к воспоминаниям должен существенно упроститься. И звоните, звоните!
В тот же вечер Винсент Григорьевич, морщась и давясь, принял старой, оставшейся с жениного дня рождения водки и действительно уснул. Через полчаса он проснулся — опять резко, как ужаленный — и отправился по привычному маршруту на кухню. И там вспоминал, что ему привиделось. А под утро вернулся в кровать и проспал еще полчаса — правда, тяжело и тупо, без отдохновения.
Ночная жизнь Винсента Григорьевича получила теперь своеобразное обрамление. Он входил в нее через кратковременный сон, как в ворота, а утром, тоже через быстрый и тяжелый сон, выходил.
В промежутке, сидя на кухонной табуретке, он ощущал себя в некой яме. Не то в колодце, не то в шурфе. Ситуация не была настораживающей, скорее — любопытной. «А шахтеры? — весело говорил он себе. — Вот и я так же: должен спуститься в бездны памяти, чтобы извлечь нечто важное». Он говорил это вслух, стараясь заглушить шепоток боязливого сердца: не за полезным углем и не за самородным золотом отправляется он, а чтобы докопаться до самого страшного случая в своей жизни.
А колодец был глубоким (казалось даже, бездонным!) да еще полным тумана. Винсенту Григорьевичу хотелось ухватиться за край стола, чтобы не соскользнуть, поскольку он ясно ощущал ту глубину и ее притягивающее мерцание. Но опять-таки оставаясь на табуретке!
Возможно, явление ямы и совмещение ее с кухней было вызвано коварным действием устаревшей водки. Однако, во-первых, обжегший Винсента Григорьевича хмель давно был перечеркнут непродолжительным сном. А во-вторых, наверное, каждому, кто хотя бы раз в жизни пытался что-нибудь вспомнить, суждены подобные странные наложения друг на друга далеких картин. Смотришь на одно, надеешься увидеть другое, а всплывает в воображении и вовсе третье. И нечего тут пугаться, жизнь не так уж скудна и примитивна! Разъятая математикой, распоротая электронными лучами, она вновь свивается на экранах компьютеров в виртуальные картины, захватывающие бесповоротно. Так почему же опасаться простого, как утренняя зарядка, упражнения в воспоминаниях?
