Забытое убийство | страница 22



И потом: быть преступником и сыщиком в одном лице — это пытка.

Он спросил доктора:

— Михаил Валерьянович! Скажите, ведь человек — бездна?

— Несомненно, бездна! Даже две бездны он: материальная и идеальная.

— Значит, я-сыщик могу бесконечно искать себя-преступника в этих безднах?

— Вон вы о чем! Не-ет, голубчик. Успокойтесь: вы не сыщик. Не Шерлок Холмс! Самое большее — доктор Ватсон.

— Почему вы так считаете?

— Потому что Шерлок Холмс — это все-таки я. Но и преступник, голубчик, — это тоже не вы! На кого вы замахивались в вашем прошлом, не знаю, но попали точнехонько в себя. Причем пребольно и для душевного здоровья преопасно.

Остановив на 10-й линии, доктор простился с ним оптимистически:

— Выглядите вы, кстати, неплохо! Так часто бывает: небольшой стресс даже освежает. Вообще денек выдался удачный: чудом избежали смерти! Вас тоже поздравляю, как и Валентину Гавриловну.

Глядя на исчезающие вдали красные огоньки грязно-желтой девятки, Винсент Григорьевич с привычным унынием стал думать о том, что мир ужасен, что в нем преобладают смертельно усталые люди и скучные занятия и что если бы это не считалось плохо, то он бы тихонько ушел странствовать по Сибири с палочкой. Как теперь говорят, бомжевать... Но, к сожалению, он слаб здоровьем, привык хотя бы к минимальному уюту и никогда не сможет уйти из своей крошечной и теплой кухни.

Часть II.

ЖЕРТВЫ И ПРЕСТУПНИКИ

6

Винсенту Григорьевичу пришла в голову смутная догадка о том, что ему необходимо посоветоваться со специалистом. Не врач, не психолог имелся в виду — в этих сферах доктор Михаил Валерьянович оставался непререкаемым авторитетом и другом. Специалист требовался особый! Винсент Григорьевич решил, что если бы он знал побольше об этом жутком акте, лишающем человека жизни, представлял бы в деталях, кто таков homo interfectio — «человек убивающий», то четче понимал бы, чего искать в себе, какие слова выкрикивать в туманный колодец, подманивая необходимые воспоминания. А для этого надо побеседовать с человеком, знающим об убийствах не понаслышке.

Винсент Григорьевич обратился со своими соображениями к доктору. Тому не очень понравилась эта идея, но он уступил аргументам больного, которого начал уважать. Наконец пообещал помочь, намекая на встречу с каким-то особенным субъектом. Однако встреча все откладывалась.

Винсент Григорьевич пытался понять, что же представляет собой убийца как феномен рода человеческого. Не хватает ли ему каких-то качеств до проявления подлинного гуманизма? Или же, наоборот, есть в нем нечто лишнее, что следовало бы с негодованием выбросить прогрессивному человечеству из списка своих бесконечных определений?